– Долг, – коротко вымолвил жулик, покосившись на собеседника.
«Да пошел ты! – зло подумал Митяй. – Строишь тут из себя вора. А сам – сука сукой!», а вслух сказал:
– Долг – это в обяз. За мной долгов не бывает. Ладно, надо думать, как выбираться отсюда.
– Думай не думай, а по ходу влипли мы, – сказал Смешной.
– Не каркай, – процедил Митяй.
– Не говори со мной так, – угрожающе ответил его подельник.
– А то что? – с вызовом спросил Митяй.
Смешной промолчал, но Митяй не расценил это как слабость. Он был настороже и спиной к подельнику не поворачивался.
– Надо сидеть тихо, – сказал он. – Авось пронесет.
– Договорились, – отозвался Смешной.
«Не договаривался я с тобой, сучара. Не договаривался», – подумал Митяй холодно.
Селиверстов, воя сквозь зубы от боли и злости на покинувшего его кореша, пополз между кучами и укрылся под куском рубероида, даже в такой критической ситуации понимая всю глупость своего поступка. Разве ж это укрытие?! Однако в его положении выбирать не из чего: что нашел, то нашел.
Полежал так какое-то время, прислушиваясь к трескотне боя. Убедился, что никто его не обнаружил и не пытается убить или пленить. Достал индивидуальный пакет, обмыл из фляжки кровоточащую ногу, подвывая от боли, ощупал область ранения, с удовлетворением убедился, что кости целы, а артерии не перебиты, принялся туго накладывать бинт, продолжая морщиться и стонать сквозь зубы. Постепенно ему удалось остановить кровотечение. Теперь предстояло позаботиться о более надежном убежище.
Грохот ближнего боя сместился куда-то к кинотеатру. Артобстрел уже давно закончился, лишь трещали беспорядочные очереди у «Луча», и их эхо суматошно металось в том районе, подтверждая, что заваруха там закрутилась нешуточная.
«Митяй, сука, бросил меня, – со злостью думал Селиверстов. – Если увижу, предъявлю по полной. Не отмажется. В чушкари переведу. А с другой стороны, как бы я сам поступил? Ладно, хватит самокопания. Я не с другой стороны, а с этой, и с этим надо что-то делать. Лежать тут под рубероидом – глупо. Кому скажи – засмеют. В жизнь не отмыться от такого позорища. Да и опóзеры найдут рано или поздно. А может, сдаться? Не, не станут меня в плен брать. Во-первых, ранен, а во-вторых, на кой я им сдался? Грохнут, и все дела. Что же делать? Как же выбраться из города в моем положении? Как бы гангрена не началась, хрен его знает, что там за ранение. В общем, надо выходить к своим. О, черт! Да ведь все верно! Я же ранен. Мне амнистия полагается. Н-да… Совсем мозги отшибло. Госпиталь, амнистия, перевод в обычную часть, где нет заградотрядовцев, откуда можно уйти в два счета. Правда, если поймают – расстреляют как дезертира. Но это смотря, при каких обстоятельствах и как уходить. Если по-умному, то спишут как без вести пропавшего. А может, вообще комиссуют по ранению. Это был бы идеальный вариант. Лишь бы ногу не отчекрыжили…»