Молчание. Одна Анна тяжело вздохнула.
– И еще, говорит, голод. Ужастенный голод, говорит, будет в ваших местах.
– Это когда же?
– А уж там понимай когда… Ему что! Он сказал… а уж ты понимай.
Опять замолчали.
– И глад, говорит, и трус, и мраз.
– Это что же означает?
– А то и означает, что… – рассказчик запнулся. – Ну, прощайте, произнес он, торопливо поднимаясь, – мне уж ко двору пора, небось ждут… и, отойдя шагов на пять, добавил: – И земля, говорит, будет у вас совсем неродимая, вроде как солонцы теперь…
По уходе Акима с добрых четверть часа все молчали в какой-то задумчивости, и только одна Анна простонала раза два: «О-ох, грехи наши тяжкие!» Было тепло и тихо. Тени все гуще и гуще опускались на землю, но не приносили с собой ни сырости, ни прохлады. Небо на западе алело, зеленело, синело и все как бы уходило дальше и дальше от земли.
– Нет, я чтобы теперь, – внезапно рассердился Михайло, – взял бы я теперь этого странника самого, да по шее бы, по шее…
– Ну, не говори, – задумчиво возразил Семен, – странник тут ни при чем. Тут господь насылает… Тут одно – терпи. Вот что, друг ты мой. А странник что… Он в стороне… Тут господь, стало быть, прогневался…
– Это за что же? – полюбопытствовал Михайло.
– А он уж там знает, батюшка, за что. Твое дело – терпеть. Голод ли там, аль опять трясение какое, ты все должен претерпеть.
– Эта пач-чиму же? – не унимался Михайло.
– Потому. Зря тебя не тронут, а ежели есть такое попущение – значит, за дело, за грехи. Вот почему.
– Терпеть, – скептически произнес Михайло, – за грехи?.. Не-э-эт… Он еще что-то хотел добавить, но сжал кулак, сердито потряс им по воздуху и ничего не добавил.
– Вестимо – грехи, – важно вымолвил Наум, поглаживая бороду, – без греха нельзя. На то и человек, чтобы грешить. Ну, и господь… господь знает, за что наказать, за что помиловать. Теперь, странник говорит: «Земля неродимая». Это опять, я тебе скажу, от господа. Всяко бывает. В Матренском клину, я еще помню, чернозем был. Теперь – солонцы. Все от бога. А что насчет грехов, к примеру, это опять верно: как не быть грехам. – Наум глубокомысленна помолчал. – Или опять – «мраз». Это, так надо полагать, мороз. Не иначе как мороз. Что ж, морозы бывают. Это он опять правильно: как не бывать морозам.
Наума все выслушали внимательно, но ответить ему – ничего не ответили.
Помолчали. Заговорил Яков:
– Да уж оно и видно – к тому идет!.. Год от году. Я, как в позапрошлом году в Царицыне был, так там тоже странничек один… Или опять в Астрахани раз… Все, говорит, тлен! А то в Тифлисе я жил у армянина – тоже кобель был ужастенный… – Яков не договорил и молодцевато сплюнул.