Народ вел себя чинно. Песен еще не было слышно. Разговоры происходили втихомолку. К вину подходили, точно обряд совершали – степенно и серьезно. Выпивали с деловым выражением лиц и, медлительно утираясь полою, рассаживались за столы. Иные многозначительно вздыхали. Бабам и девкам водку подносили за столом. Тут много было упрашиваний и стыдливых закрываний рукавом, но в конце концов стаканчики все-таки опоражнивались до дна и легкое возбуждение сказывалось в лицах.
Мокей, в силу прежнего своего проживания в усадьбе, моментально определил себя в подносчики и, немилосердно гремя новой рубахой, как-то невероятно растопыренной, важно расхаживал около столов с громадной бутылью под мышкой. От времени до времени он не забывал и себя. «Глядико-с, девушки, шильник-то бахвалится!» – шептали бабы, указывая на Мокея, но когда он подходил к ним с заветной бутылью, лица их расплывались в улыбки и речи становились ласковы.
– С коих пор в целовальники-то определился? – насмешливо спросил его Влас Карявый, медленно уплетавший жареную баранину.
– Ай завидки взяли? – ответил Мокей и молодцевато тряхнул волосами.
– Как не завидки: чай, под мышкой-то мозоли насмыгал.
– Мозоли не подати – за ночь слезут.
– Ну, брат, это что пара – подать без мозоля не ходит.
– На дураков.
– Известно – умники в неплательщиках состоят, – с иронической кротостью произнес Влас.
– Да и умники!
– За ум-то их и парят по субботам.
– Парят, да продавать нечего.
– Не сладок и пар.
– Горек, да выгоден.
– Иная выгода – жгется, малый!
– То и барыш, коли морда в крови.
– А ты, видно, падок на барыши-то на эти?..
– Об нас, брат, сказки сказаны: для нас в конторе углы непочаты.
– А много нацедил в конторе-то?
– Хватит!
– Э! Собаки-те ешь! Ну, наливай… Видно, и впрямь ты шильник!
Около них раздавался сдержанный смех. Соседи захлебывались от удовольствия и в изумлении покачивали головами.
«Эка, брёхи!» – произносили иные в радостном восторге. А Мокей и Влас корчили серьезные лица и были чрезвычайно довольны друг другом. Мокей, засучив рукав, хмурился и до краев наполнял стакан. Влас же с видом жестокой основательности опрокидывал его в рот и снова принимался за баранину.
– Пейте, девки! Ноне барышня родилась, – балагурил Мокей в другом месте. – Вам радость, а мне горе.
– Какое тебе горе?
– Какое! Вам в поле да жать, а мне утресь опохмеляться идти. Кабатчик и то должок за мной считает: тринадцать шкаликов с петрова дня не выпито. Да мне что! Тринадцать шкаликов – тринадцать песен. Мы ноне купцы: иные которые бабы глотку дерут, а мы в мешок да в Питер. Товар сходный!