Глеб поерзал на ветке. Никаких видимых признаков корабля не наблюдалось. Он покрутил головой, обозревая окрестности, но шей, будто пружина, почему-то быстро разворачивала голову обратно. Решив больше не играть в прятки с самим собой, Глеб, спрыгнув с дерева, побрел по колено в жиже к островку, на который он выбрался, выкарабкавшись из застрявшей в толще болота шлюзовой камеры.
Спустя десять минут он вынырнул из мутной жижи и выполз на островок. Корабль лежал на глубине десяти метров. Судя по тому, что границы болота увеличились ненамного, он просто собственным весом выбил в мягкой почве болотного дна огромную ямину, не только принявшую его в себя практически полностью, но и, кроме того, еще и основательно углубившую этот участок болота. Восьмиметровый отросток с пузырем шлюзовой камеры был на прежнем месте. Глеб даже не стал приближаться к нему, а только обогнул по короткой дуге.
Глеб сел, рывком стряхнул с головы местную разновидность ряски и тупо уставился на мхи. На него навалилась страшная тоска. Старательно подавляемая эти полтора месяца, укрытая завалами новой информации, ощущений, борьбой за выживание, загоняемая вглубь почти инстинктивной психорегуляцией, она вдруг прорвалась и рухнула всей мощью горного селя на его сознание. Глеб до боли стиснул зубы, но отчаяние наконец прорвало все плотины и захлестнуло каждую клеточку его мозга. Да, он выжил. Но что ему предстоит?! Еще сотня лет жизни? Один! На чужой планете. ОДИН! Бессмысленное существование. Все знания, которыми он был напичкан под завязку, здесь ничего не стоили. Большая часть навыков и умений была ни к чему. Что он мог? Исследовать этот мир — в какой-то мере. Но что дальше? Как сохранить накопленные им знания? Высекать на скале или делать фрески в пещерах? И через сколько тысяч или миллионов лет корабли Содружества наткнутся на этот неизвестно где расположенный мирок?!
Когда Глеб очнулся, его горло саднило, на опухших губах запеклась пена, кулаки были разбиты в кровь. Видимо, он в исступлении колотил ими по земле. Глеб приподнялся на руках и сел. Никогда с ним не было ничего подобного. Видимо, умение мыслить, анализировать на нескольких уровнях сознания, которым обладали все офицеры Корпуса, сейчас сыграло с ним злую шутку. Отчаяние, зародившееся еще с момента взрыва, копилось и копилось, чтобы черной тяжелой массой прорваться сквозь все барьеры и пороги, сквозь все заслоны тщательно тренированной психики и обрушиться на мозг вспышкой бешенства, помутнением рассудка и страшной тоской.
Глеб провел рукой по лицу, как бы смывая наваждение, глубоко вздохнул и, поднявшись, подошел к кромке болотной жижи. Все, эта вспышка отчаяния открыла для него многое в нем самом. Оказалось, он вовсе не тот, крутой, не теряющийся ни в каких ситуациях, дальний разведчик, повелитель пустоты, к которому еще десять лет назад (после ухода Марион) приклеилось холодновато-уважительное прозвище Скат, а человек, у которого есть нервы и который вполне может впасть в панику. Глеб несколько минут сидел, прикрыв глаза и успокаивая дыхание, а затем тяжело поднялся на ноги, бросил еще один взгляд в сторону трясины и… ему вдруг очень захотелось еще раз нырнуть в ее мерзкие глубины и последний раз дотронуться до холодного, мертвого, но… земного корабля.