.
Я часто принимаю участие в перформансах Плейбек-театра для детей с эмоциональными расстройствами, которые проходя тамбулаторное лечение. Дети в возрасте от пяти до четырнадцати лет с большим желанием приходят на эти выступления. Ребенку нужно рассказать о важных событиях в его жизни - о том, как его усыновили, о смерти своей сестры, о том, как он играл с детьми в парке - ему нужно почувствовать хоть ненадолго, что вы являетесь частью его семьи. Единственная проблема на таких выступлениях в том, что желание детей рассказать свою историю очень велико, и наш перформанс всегда заканчивается разочарованием для тех, кому не выпал шанс стать рассказчиком. Случается, что десять рук одновременно взлетают в воздух: «Можно я!», «Можно я!» Но времени всегда не хватает, чтобы разыграть историю каждого.
Больно видеть эту неутоленную жажду быть услышанным. Когда еще в своей жизни они получат такую возможность? В клинике, переполненной больными детьми, редко случается, чтобы кто-то из персонала смог внимательно выслушать историю ребенка.
Лишь немногие дети имеют терпение или зрелость слушать друг друга. Большинство детей приходят сюда из семей, где конкретные нужды выживания, такие как потребности в еде, крове и физической безопасности, превалируют над более утонченной потребностью рассказать историю.
В отличие от пациента доктора Сакса эти дети и многие другие страждущие люди помнят свои истории. Они понимают, что рассказать их - дело настоятельной важности. Однако у них нет той возможности, которая есть у нас, - делиться своими рассказами в будничном течении своей жизни.
Что происходит, когда мы рассказываем друг другу свои истории? Все начинается с того, что мы ощущаем фундаментальную потребность сообщить что-то, что случилось с нами, что-то, что мы видели, или пережили, или осознали. Мы чувствуем, что, будучи рассказана другому, история получит свое завершение. Наше ощущение истории начинает свою игру. Мы делаем все, чтобы облечь наши впечатления и воспоминания в наилучшую форму. Основываясь на собственном чувстве, о чем эта история, что должно быть рассказано, мы включаем в нее одни детали и пропускаем другие, мы акцентируем внимание на одном ее эпизоде и едва касаемся другого. Мы более или менее представляем себе, где история должна начаться, а где закончиться и в чем ее суть.
Искусство повседневного рассказа не дается легко. Иногда наша история настолько скрыта от нас, что кажется недоступной. Или же, сбитые с толку каким-либо эпизодом в своей истории, мы начинаем блуждать в дебрях многочисленных подробностей. Одни люди обладают большим талантом рассказчика, чем другие. У каждого из нас есть друзья, которые могут увлекательно рассказывать даже о самых обычных вещах, а есть такие, которые говорят скучно и бессвязно вне зависимости от содержания истории.