Это был просто бесконечный день, а может, нам просто так казалось, может, мы просто пропустили смену дня и ночи.
Каждый старался выговориться, выговориться о том, о чем молчалось все долгие месяцы войны. О женах, ждущих дома и в одиночку растящих детей. Работающих на заводе в несколько смен. Поднимающих хозяйство. О самых красивых, любимых и ласковых.
Говорили, вытирая огрубевшими пальцами набегающие слезы. Я крепилась – знала, что уж если разревусь, так разревусь основательно: женское нутро властно давало о себе знать. Только я знала, что здесь Победа случилась на десять месяцев раньше. Только я знала о том, что там, в той действительности, которая была историей моей страны, случились Хатынь и восемьсотсемидесятидневная блокада Ленинграда, там был почти полностью уничтожен древний Псков; в той действительности было Львовское гетто – и подавленное восстание гетто Варшавского. Здесь всего этого не было. В какой-то мере – и благодаря мне. И мне ужасно, ужасно хотелось поделиться этим хоть с кем-нибудь. Вот такое вот последнее проявление детства… Почему последнее? А потому что пора с ними заканчивать, с этими проявлениями. Это там, в недостижимом прошлом-будущем я была молоденькой девушкой Наташей; здесь взрослые двадцатипятилетние женщины восприняли бы меня-прежнюю как дурочку. Ну или как пятнадцатилетнюю малолетку, сдуру приписавшую себе возраст…
– Ты чего нюнишься, Горохов?
Голос вырвал меня из размышлений. Надо мной стоял политрук. Классный мужик. И… понимающий. Может, с ним поделиться? Он не поверит… сперва, но я ему докажу… Убедю… Или правильно – убеждю?
– Товарищ майор, я…
Проклятая икота! Наверное, мне просто холодно…
– Иди и приведи себя в порядок, – жестко сказал майор. – Это не ты плачешь – это в тебе водка плачет. А не сумеешь взять себя в руки – она тебя и победит. Вот таких, как ты – сильных, красивых, – и побеждает. Потому что привыкли вы все слишком легко получать.
Это я-то – легко? Я?! Да если б он только знал! Да я…
– Ведро холодной воды на голову, – решил майор, – а лучше – два. А то вон у соседей, говорят, рехнулся парень. Такой же молодой, как и ты. Взбрело ему в голову, представь, что он сюда из будущего попал, чтобы на ход войны повлиять. Тоже небось намешал шнапса с пивом и еще какой гадостью. А в двадцать третьей бригаде вообще восемнадцать человек померло, только что вот сообщили. Бочку спирта нашли, а оказалось – антифриз. Так что, давай, через два часа ты мне нужен свежий, как огурец. Самые отличившиеся награждены поездкой в Берлин. Так что хочешь оставить на Рейхстаге свою подпись – поторопись. Потому как в