– Спасибо ребяткам, – шепнул Семеныч.
Я кивнула. Спасибо. Потому как целились гады явно в нас. А может, это у страха глаза велики?
Семеныч чуть сбросил газ и стал, маневрируя, плавно спускаться с холма вниз.
Игорь вдруг побледнел. Ранен? Не может быть!
– Что с тобой?
Он посмотрел виновато:
– Укачало… Представляете, товарищ лейтенант, впервые в жизни – укачало. До этого только однажды, на карусели…
Да он совсем пацаненок еще! Сколько ему лет-то – на самом деле, не по документам?!
В деревне мы проторчали часа три.
Я сидела прямо на земле, подстелив под попу старый ватник, и наблюдала за неторопливыми, выверенными движениями Семеныча.
Мехвод подтянул зажимную гайку сальника, проверил гайку штоков тормоза отката и накатника – ему не приходилось напоминать ничего, этот немногословный мужичок хорошо знал свое дело и понимал, что от качества проверки узлов танка зависит наша жизнь в бою.
– Отдыхаешь, лейтенант?
Лысый особист подошел неслышно. Индеец, блин.
Я подскочила.
– А скажи-ка мне, мил человек Константин Приходько…
И голос у него такой елейный-елейный… Прям бери и на хлеб мажь.
– Откуда тебе в голову эта мысль пришла – использовать «Валентайны»?
Я усердно выпятила грудь и даже слегка выкатила глаза – этакая пародия на идеального солдата. Остается только гарнуть «Рад стараться, Ваше Высокопревосходительство!» Угу, гаркни-гаркни, тебя за использование дореволюционного обращения прям на месте и шлепнут. Из именного нагана.
Только почему он говорит – «Валентайн»? Все остальные у нас говорят «Валентин», даже Фомичев… Может, он… такой же, как я?! Да нет, что за дурня!
– Просто подумалось, товарищ капитан! Там кусты невысокие, тридцатьчетверку из-за них сразу видать было бы, а «ва…» «валентины» и ходят тише…Я ж на Валентине воюю, все его достоинства и недостатки…
Он сверлит меня взглядом; я прямо-таки погружаюсь в черные точки его зрачков.
– А кусты небось в бинокль разглядели…
– Так точно, товарищ капитан! В бинокль!
Он еще несколько секунд смотрит на меня ничего не выражающим взглядом, потом непонятно говорит:
– Ну-ну…
И уходит, прямой, как будто проглотил штык.
Может быть, все-таки стоило рискнуть и попытаться открыться ему? Может, он и в самом деле – такой же игрок?
Эта мысль приходит мне в голову впервые – ведь где-то есть еще такие же игроки, как и я. Должны они как-то опознавать друг друга? Чувствовать? Ага, по запаху… А что, если использовать какой-то опознавательный знак? Только вот какой?
С другой стороны, чего это мне в голову пришла мысль, что особист может быть игроком? Ведь каждый игрок хочет