– А-ма-рет-то.
Ну, да, и так понятно, что амаретто. Этот запах косточек – то ли вишневых, то ли абрикосовых, – ни с чем не спутаешь. Самый «модный» ликер в нашем отделе, лично я его терпеть не могу.
– Держи! – Соседов протягивает бутылку.
Я беру ее. Амаретто мне не хочется, а вот выпить, пожалуй, – да. После боя – самое то. И потом – не могу же я отказаться, мотивировав это тем, что не люблю этот ликер?! Где Костя Приходько мог его пробовать, чтобы не полюбить?!
Продолжаю держать бутылку, чувствуя, что выгляжу нелепо.
– Пьянствуем? – лысый «индеец» Фролов, как обычно, появляется бесшумно, словно возникает из-под земли.
Краем глаза я замечаю, как бледнеет Соседов. Из-за выпивки? Или из-за того, что ему сказал Фролов еще перед началом штурма. О чем, кстати, они разговаривали? Я так и забыла спросить…
– Ну-ну, – говорит Фролов и направляется прочь, как-то по-деревянному переставляя ноги. Перед глазами остается картинка – его застывшее, словно окаменелое лицо, и мелко-мелко подрагивающее левое веко.
Отчего-то становится не по себе, и я, поднеся бутылку ко рту, делаю несколько больших глотков. По телу разливается приятное тепло.
– Ну, вот и отсюда фрицев выбили, – с удовлетворением говорит Соседов, – теперь вперед пойдем!
Я знаю, что «вперед» получится еще не скоро: бои за город будут продолжаться шесть дней. Первая немецкая танковая армия, окруженная севернее Каменца, послезавтра начнет пробиваться на соединение с войсками группы армий «Юг». И для этого попытается любой ценой выбить нас из города, ведь только через него можно выбраться на единственную здесь мощеную дорогу, которая ведет на Подгайцы и Бучач. Может, я здесь именно поэтому? Может, именно в эти дни мне удастся как-то повлиять на ход событий?
Слышится скрип тормозов – неподалеку останавливается штабной «Виллис».
– Здравствуйте, товарищи!
Танкисты радуются, я честно пытаюсь вспомнить этого человека. Ничего не получается – я, наверное, снова «подавляю» своего аватара. Пытаюсь как-то «отключить» мозг. Точно! Лелюшенко! Дмитрий Данилович Лелюшенко, наш командующий.
Он что-то говорит, я не слушаю. Неприятное чувство рождается где-то между лопатками – такое я уже испытывала, в тот раз, когда… В тот самый первый раз, когда моего реципиента застрелил засевший на колокольне бюргер.
Я еще ничего толком не успеваю понять, а ноги сами делают несколько шагов, я оказываюсь прямо позади генерал-лейтенанта. Я слышу сухой щелчок выстрела? Или – просто знаю, что он должен быть?
Больно… как больно. Хочется кашлянуть, выкашлять из себя эту боль, но горячий воздух не хочет выталкиваться наружу, и заходить в легкие он тоже не хочет, а потом все вокруг гаснет.