Тот, кому кричали о каком-то Семене, выхватил шашку и подал знак рукой кому-то, кто стал уже слева сзади, и начали четко и резко-легко пластать живого человека «в капусту». После уже на паперть вышел с попом какой-то старик-казак и двинул речугу, в конце которой, как после рассказали отцу, всех приговорили к «суду народа». В переводе на русский, намечалось изуверское шоу вроде оргии садистов.
Пленников загнали в амбар. Но кто-то не хотел ждать, и раза два пьяное казачье выводило по три-четыре жертвы. После чего слышались жуткие животные вопли. Отец видел, как те, что были не шибко религиозные, сбивались в кучки и из того, что было (у босых и раздетых), делали что-то похожее на веревки и помогали друг другу вздернуться на случайно оказавшемся выступающем из стены каком-то брусочке. Это была какая-то жуткая очередь. Кто-то садился на корточки, на него забирался «счастливчик» и говорил нижнему: «Уходь, што ль». Тот откатывался, и все молча ждали, когда человек переставал дергаться. Кстати, знаете ли вы, что, когда человек вешается, у него расслабляются кишечник и мочевой пузырь?..
А после ведь надо было снять тело, а это без скамейки сделать было непросто, но утро-то близко… Хотя большинство усталых, раненых, избитых (а уж вытянуть нагайкой пленного – за милую душу) пассивно ждали.
Случилось, как в кино, хотя таких эпизодов было много – ночной прорыв своих. Когда на околице начались плотная пальба и гроханье гранат, станица поняла, что почем, и кто мог – бежал. Но не все, конечно, большая часть, как во все времена и в любом месте, чувствует себя нейтральной, хотя на ней-то и отыгрываются «радикалы». И все бы обошлось, если бы не «развлечения» казачьи. Людям загоняли оглобли в задний проход, четвертовали, кастрировали, сдирали кожу… Вырванные глаза, обрезанные уши, обгорелые ноги, прибитые к бревну над костром (как казнили женщин, я промолчу).
Командир, старший друг отца, ворвался в амбар и вывел его на улицу, на площадь, куда уже сгоняли казачье. И горе было тому, в ком узнавали палачей. Вывели старого (в авторитете) казака, чей сын, оказывается, перерубил комиссара и полоснул по голове отца. Тому дали под дых и, когда он осел, за волосы дернув, поставили на четвереньки. Отцу дали шашку: «Мсти, Жорка!» Отец рубанул по шее, но только надрубил мышцы: слабость и рана – не стимулятор. Командир свистнул саблей, и голова хлюпнулась вниз раньше тела…
Уже после, когда в конце Гражданской войны полк отца перебросили на Туркестанский фронт, отец видел ряды посаженных на колы и слышал хриплые жуткие вопли: «Добейте!! Добейте!!!»…»