Коноводы все же не бездумно побросали коней, оставив их с увязанными в один узел поводами, по пять шесть коней. Это волей не волей заставило лошадей образовать некое подобие круга, бежать куда-либо они просто не могли, максимум слегка отдалиться.
– Эх, сколько добра!
Глядя на картину побоища и понимая, что ничего им не перепадет, вздыхает известный сотенный заводила Брук. С одной стороны понять его можно. От одного только вида побитых лошадей, любого обуяет жадность. А ведь есть еще и те, что не пострадали и сейчас либо стоят, с зажатыми в мертвых руках поводами, либо разбрелись по ручью.
– Радуйся, что сам цел,– усмехнувшись, решил охладить пыл подчиненного десятник.
Затягивать больше никак нельзя. Отбили охоту лезть напролом и ладно. Ночная вылазка? Пожалуй, что и нет. За сегодня они и без того хорошо потрудились. Интересно, где можно раздобыть вина. Парням просто необходимо отдохнуть. Хотя бы день.
* * *
– Три сотни убитых!
Король Памфии Джеф первый метался словно оборотень в клетке. Подумать только! В сражении у Гуры он потерял пять сотен человек, но там сошлись две армии, общим числом в семнадцать тысяч. Да, несвижцы понесли куда более ощутимые потери, но это нормально, проигравшая сторона теряет в разы больше, чем победившая. А тут… За прошедшие сутки, памфийская армия так и не встретилась с несвижской, но потери сопоставимы со сражением.
Настроение короля не могло исправить даже то, что члены совета Хемрода вынесли ключи от города, едва только король появился под его стенами. Событие, разумеется радостное, но вполне ожидаемое, а вот то, что творилось вокруг армии, радовать никак не могло.
– Барон, ты выяснил, кто это так над нами насмехается.
– Доподлинно нам пока ничего не известно. То что сообщают наши люди, разрозненно и противоречиво. Если судить по рассказам очевидцев, то количество нападавших получается от сотни до трех.
– Меня вовсе не интересует, что говорят наложившие от страха в штаны, трусы.
Злобно прошипел Джеф первый, схватив стоящего перед ним барона за рыцарскую цепь и притянув его лицо к своему. Не будь на том доспехов и король непременно ухватил бы за одежду, причем так, что скорее всего передавил бы горло. Об этом явственно свидетельствовали его налившиеся кровью, полные бешенства глаза. Он вообще был несдержанным, не то, что его сын. Но кронпринц предпочитал стоять в стороне и не вмешиваться. В этом походе он только командовал одним из отрядов, разумеется принимал участие в совете, учился и набирался опыта. Он мог высказать свое мнение, только наедине или по приказу отца, да и то, между ними была договоренность, что если его позиция будет резко отличаться от позиции короля, то он попросту воздержится от высказываний.