Поэтому, когда Людовик XVI открыто начал борьбу против Франции, именно его народ стал для него чужим, то есть врагом.
И наоборот, другом короля был чужеземец, его родственником был враг Франции. Император Австрии, будь то Леопольд или Иосиф II — его шурин; король Неаполитанский — племянник, король Испании — кузен; наконец, все короли Европы — в большей или меньшей степени его родственники.
Если Людовик XVI имеет несчастье ссориться с собственным народом и боится его, к кому он обратится? К своим августейшим родственникам. Они — друзья короля Франции, но враги французского народа.
Адвокат, который 18 января 1793 года имел бы смелость изложить с судебной кафедры эту столь простую теорию, понятную самому заурядному уму, наверное, спас бы короля.
Мы живем в век оценок. Особенно примечательным делает наш век потребность знать истину, чистую, ясную, прозрачную, освобожденную от всяких вымыслов; история — это апелляционный суд для всех — кордельера Дантона, якобинца Робеспьера и короля Людовика XVI. Так вот, разве не справедливо, что, говоря о каждом из них, мы принимаем во внимание сословие, из которого он вышел, среду, в какой был воспитан, сферы, где действовал? Пусть не мерят одной и той же мерой тех, чьими наставниками были Вольтер и Руссо, и человека, кого воспитывал г-н де Ла Вогийон, и, следовательно, пусть судят Дантона с точки зрения естественных законов природы, Робеспьера — с точки зрения законодательных норм, Людовика XVI — с точки зрения интересов монархии.
Поэтому, с точки зрения монархии, Людовик XVI считал себя в полном праве бежать. Правда, с точки зрения нации, Друэ считал себя в полном праве его арестовать.
Кстати, его друзья, а наши враги, всячески поощряли несчастного короля.
Екатерина II, Екатерина Великая, как писал Дидро; Северная Семирамида, как писал Вольтер; эта немецкая Мессалина, как ее назовет и уже назвала история, — разве Екатерина II, палач Польши, не писала Марии Антуанетте:
«Короли обязаны идти своим путем, не обращая внимания на вопли народа, подобно тому как гиена идет своей дорогой, не обращая внимания на лай собак».
Разве еще с 1783 года король Пруссии не предлагал брату своему Людовику XVI сто тысяч солдат и предоставил их в 1792 году? Мне самому выпала честь сражаться с ними в качестве волонтёра.
Разве Густав III, этот шведский королишка, который, подражая Карлу XII, позволил разбить себя царице Екатерине II, как тот позволил это царю Петру I, и нашел средство перенести на трон Густава Адольфа пороки дома Валуа, — не предлагал королеве подождать ее в Ахене под предлогом пребывания на водах и протянуть ей через границу руку помощи?