Поясная бляха у подельника была также люфтваффовской – с пикирующим орлом. Ремень, правда, имелся только современный, офицерский. На нём висел германский штык-нож с родными деревянными накладками, что было достаточно престижно: в земле дерево редко сохраняется.
Поскольку взятые Борей на игрища боеприпасы израсходовались в бою с настоящими немцами, пришлось воевать выданными на прокат винтовками. Сам Пухлый был вооружён МП-40, более известным как «шмайссер». В лес Чачелов одевал пятнистый десантный комбез и зелёные НАТОвские шнурованные сапоги из литой резины – где-то серьёзно прибарахлился. Зато на стриженной голове сидела неизменная ВВшная фуражка без козырька, которую он носил сколько я его помню.
Наш разномастный сброд куролесил на окраине Синявино-1, у дачи Вована. В магазин за провиантом я мотался на «Ниве». В этом плане тачка нас очень выручала. Она была только у меня одного – остальные трофейщики добирались по железной дороге: ножками-ножками. Ножки, кстати, все имели к ходьбе привычные, крепкие, кроме Балдориса, который их стёр и теперь хромал. Невзирая на эту досадную мелочь, завтра намечался глубокий рейд в лес. Я последний раз сгонял за жратвой и теперь возвращался на дачу.
Хотя вблизи от дома мы воздерживались от стрельбы, местные жители с нас уже немного прибалдели. Но милицию пока не вызывали. Впрочем, на случай конфликта с представителями власти у нас имелся собственный мент с радиотелефоном. Свою здоровенную «Моторолу» типа ультраклассик Дима носил на поясе за спиною, и когда ему звонили, в прозрачном окошечке чехла к нашей великой радости загоралась красная надпись «Call». Сам кал не падал, но веселились мы от души. Как дети. Да мы, дорвавшиеся до лесной вольницы, и чувствовали себя детьми, словно перенеслись в пору бесшабашной юности. «Счастье есть – его не может не быть».
Я рулил по пыльной дороге и слушал радио. Если принять за истину постулат, что счастье есть отсутствие несчастья, то я был счастлив. Радость была довольно специфичной. Зная, что сроки жизни моей сочтены, я наслаждался ею как бабочка-однодневка. После всего случившегося «Светлое братство» уже не удовлетворится Доспехами Чистоты, оно возжаждет иных сатисфакций, а что можно у меня забрать кроме жизни? Могут ещё посадить, причём независимо от волеизъявления Общества. Хрен редьки не слаще. Я уже ни о чём не беспокоился, Боря тоже, хотя он на что-то надеялся.
Лично я был лишён иллюзий, поэтому постарался избавить друзей от напасти в моём лице. Отвёз Маринку к родителям и позвонил Славе, чтобы не беспокоился по поводу моего отсутствия. Попал на Ксению, быстро с ней объяснился. Она меня поняла. Была, наверное, даже довольна – всё забот меньше. Я тоже порадовался, что трубку взяла она. Слава бы стал предлагать помощь и неизвестно, каких бы мы натворили дел, усугубив без того шаткое положение друга. Пусть остаётся в стороне. Это мне уже ничего повредить не может. Я живу, пока не попадусь.