– С харей Вовану всегда не везло, – прокомментировал Глинник.
Вован только усмехнулся на это. Внешность он имел уродливую, поэтому и гримаса получилась жуткой. По бокам искорёженного лица торчали оттопыренные уши, казавшиеся ещё более лопоухими по причине короткой стрижки. Шевелюра у Пухлого была непонятного окраса – пятнами – местами светлее, местами темнее. Вкупе с его немалым росточком наружность делалась устрашающей. Кликуху он получил из-за вечно опухшей физиономии. Окрестил его Вова Богунов, Рыжий, ещё один юный следопут, ныне безвестно сгинувший. С Рыжим я был знаком меньше, чем с остальными ребятами, так уж получилось. Зато с Пухлым они были друзьями не разлей вода. Был в нашей компании третий Володя – Рерих, но он давно отъехал на историческую родину в Германию. Богунов же ушёл в армию. Служил на Дальнем Востоке в 390-м полку морской пехоты, дембельнувшись, воевал в Боснии, Чечне; я в это время сидел. Чачелов потом встречал одержимого милитари-идеей друга, в совершенной отвязке после армии бегавшего по городу с пистолетом ТТ. Пухлый был между нами связующим звеном. А я от нашей шайки давным-давно отошёл.
Но всё возвращается на круги своя.
Улучив момент, Аким наполнил рюмки. Некирные люди пропустили.
– Ну, за друзей, – с военным лаконизмом снова выступил я в роли тамады.
Крякнув у меня над ухом, Аким с громким стуком опустил донце стопаря на стол.
– Однажды мы с батей тоже чуть не погибли, – степенно отёр он усы тыльной стороной ладони, – точнее, нас чуть не убили. Пошли мы: я, батя и старший брат на линию Маннергейма. Мы далеко заходили, аж на третью линию.
– А вояки? – усомнился Балдорис. – Там ведь воинские части стоят.
– Нам-то хули, – философски, как может только пьяный русский человек, рассудил Аким, – части не части, мы шли себе. Вояк обходили стороной, что их не обойти, если надо? Здесь-то укрепрайон поблизости весь раскопан. Батя мой – воробей стреляный, он с дядей, братом своим, по молодости лет знаешь в какие дебри забирался! Собственную карту составили, по ней уже меня с братом потом водил. Батя у меня обстоятельный был, царство ему небесное. И вот пошли мы на дальние блиндажи, к Ладоге. Я, батя и брат. Про линию Маннергейма никому объяснять не надо, что это такое и куда она тянется? Увёл он нас в самую глухомань, там где доты ещё нечищеные.
– А такие есть? – всполошился Глинник.
У Бори аж уши зашевелились.
– Было навалом и сейчас предостаточно, – туманно ответил Аким, не выдав семейную тайну. Так, наверное, в Сибири старатели берегли секрет золотой жилы. – Укрепления там из местного камня. Сложены из огромных валунов, скреплённых раствором. Мы у одного такого и забазировались. Изучили предварительно, не действующий ли, а то бывает вояки их для собственных нужд используют. Но тот был глухой. Вход бетоном залит. Мы осмотрели, других лазов нет, значит всё нормально, никто этот дот не трогал. Стали тогда пробку взрывать…