– Жалиться хочешь? – сжав оба обломка в кулаке, повернулся он к Ивану. – Жалиться, да? А на кого, ты хоть понимаешь?
В его зрачках появилось такое выражение, словно он вознамерился ударить сына. Иван невольно отшатнулся назад.
– Ты что, батя?
– А вот что!!
Затрясшись, Фёдор отшвырнул обломки в угол. Громко сапнул, набирая полные лёгкие воздуха, и уже спокойнее продолжал:
– И думать не смей! Тотчас вслед за Андрюшкой отправишься. На таких нелюдей суда княжеского нет! На таких может быть только суд Божий!
– Почему, батя?
– Почему? Да потому, что знаю я, какая это стрела! То был татарин, и не простой, а знатный! Нойон или даже ханского рода. И стрела эта не простая, Ванька! Они специально оперенья в какой-либо цвет красят, чтоб на больших охотах легче было отличить, где чья добыча. Понял? Эх, пропала теперь Любашка!
Он опустил голову, глянул ещё раз на покойного и повторил:
– На татар пока на Руси суда нет! Не пришло ещё время. Помоги лучше брата раздеть. Обмыть да обрядить его надо. И забудь всё, что видел, ты мне живой нужен!
На поминальной тризне сидела вся деревня. Иван оказался рядом с Протасием. Тот почернел от свалившегося на семью несчастья. Любаня была его первенцем, и любил он её более остальных трёх девок и сына-малыша. Иван поведал соседу о разговоре с отцом.
– Дядя Протасий! Как считаешь, верно батя судит? Неужто сам князь не найдёт на татар укорота?
– Нашёл бы – давно б дань поганым с Руси не платил! Нет, князь мне теперь не подмога! Сам буду дочь искать. Баешь, четверо их было?
Кровь ударила в слегка захмелевшую от ковша медовухи голову Ивана. Он жарко выдохнул:
– Трое смотрели, один бил и дочь вашу воровал. Вот те крест!! А как вы хотите искать её, дядя Протасий?
Мужик машинально захватил бороду в кулак.
– Не знаю! Но не отступлюсь! Клянусь Богородицей, не отступлюсь!!
Глаза Ивана загорелись.
– Ой, дядечко! А можно и мне с вами? Только отцу не говорите, а то осерчает.
– Тут не отца, тут здесь слушать надо! – стукнул кулаком по левой стороне груди Протасий. – Потому я тебе не советчик. Поступай, как совесть велит. А от такого помощника, коли порешишь со мной идти, грех отказываться.
Видимо, Фёдор почуял неладное. Или даже отдельные фразы долетели до его уха. Он перехватил взгляд сына и тяжко постучал кулаком по столешнице. Глаза говорили лучше любых слов.
На следующее утро Иван узнал от соседей, что Протасий уплыл в Тверь. Уплыл… и пропал. Лишь через две недели узнали крестьяне о его судьбе. Весть привез немолодой ратник из дружины боярина Кобылы.
Он нашёл Ивана и, оставшись наедине, протянул ему маленький свёрточек: