За год он бился двенадцать раз. Убил пятерых. Окровавил шестерых и лишь раз покинул круг побежденным. Торгул заработал на этом немало тяжелых серебряных гривен и две массивные золотые цепи. Он был явно на седьмом небе от удачного приобретения.
Пришла зима, почти такая же суровая, как и на родной Тверщине, со снегопадами, метелями и холодами. Торгул откочевал поближе к Хвалынскому морю. Встал на одном месте более основательно. В один из дней решил поохотиться на вепря в густых камышах устья Итиля.
Накануне выезда Торгул призвал нескольких нукеров, имевших охотничий опыт и умевших читать сложную книгу звериных следов. Велел разъехаться и отыскать лежки и места кормежек сторожких животных, определить размеры кабаньих семей. Ивану достался южный участок глухой степи.
Безбрежное море камышей тянулось желтой шелестящей полосой на многие сотни метров. Веселыми длинными метелками махал тонкий тростник, шурша на ветру своими узкими листьями. Конь с тихим хрустом пробивал наст, погружаясь в снег по бабки. Боясь порезать ноги скакуна об острые кромки, всадник ехал неспешным шагом.
Да, угодья здесь были иные, нежели в родных лесах! Но дичь во многом та же, и повадки у нее были схожи. Вепри избегали открытых участков степи, но охотно располагались на отдых в сухих низинах, дававших надежное укрытие от волчьих и человеческих глаз. То же относилось и к зайцам, сернам, тарпанам, изрядно расписавшим все окрестности.
Он уже практически нашел все, что интересовало Торгула. Дважды невольно вышугивал семьи черных зверей из зарослей. Матерая свинья всегда летела первой, ведя за собой разнокалиберных подсвинков. Секач прикрывал отход, насупленно взирая на человека, готовый в любой момент дать отпор непрошеному гостю. Длинные загнутые клыки, сильное многопудовое тело – соперник не менее опасный, чем матерый медведь. Иван уже имел возможность в этом убедиться.
Неожиданно в монотонной серости прошлогодней травы мелькнуло нечто необычное. Словно бы алый цветок мака расцвел вопреки законам природы. Исчез, появился, вновь исчез… Иван не сразу догадался, что загадочный цвет становился виден, когда под порывами ветра ковыль волнами пригибается к земле.
Заинтересовавшись, он повернул коня. Мелькнула даже игривая мысль привести Зухре необычный подарок. Но когда осталось проехать еще сажен двадцать, Иван тотчас забыл и о шаловливой любовнице, и о предстоящей охоте вообще.
Крупная серна вскочила с лежки и порывисто бросилась прочь. А в правой ягодице ее торчала стрела, и алое оперение моталось из стороны в сторону, словно факел в руке дозорного сигнальщика, сообщающего с холма товарищам о близкой опасности. Слишком многое было связано с подобными стрелами в жизни Ивана, чтобы не вздрогнуть и не закусить в волнении губу.