Баскак прошествовал с княжьего двора, не удостоив братьев взглядом. Его нукеры кучно проследовали следом.
Великий князь проводил свиту баскака взглядом. Коротко бросил:
– Этого – снова под замок! Десятник, бери людей, бери татар и… с Богом! Переверните там все!
– Может, мне поехать, княже? – предложил Романец.
– Нет. Я им доверяю полностью. Парни проверенные.
Князь не заметил легкой досады, мелькнувшей на лице сокольничего.
Вновь Иван оказался в той же темнице, и вновь на душе было неспокойно. А если Протасий видел дочь где-то в ином месте? Если ее нет среди пленных? Если ее вообще уже нет в живых? Что тогда?
Но все эти вопросы не могли затмить непередаваемую радость победы, радость торжества над надменным молодым татарином в совершившемся Божьем суде. Если б он был расторопнее, искусней в этой нелегкой науке убивать! Камиль не уехал бы со двора на своей лошади… или уехал, но бездыханным, привязанным поперек седла. Хотя бы один из трех! А там и смерть от княжеского палача не была бы такой горькой…
Прошел час, другой. Пора бы уже и вернуться посланным, пора б и услышать окончательное слово князя. Но никто не спешил отодвинуть запор. И лишь к вечеру в темницу вошел стражник.
– Пошли, – хмуро бросил он.
Внешний вид младшего дружинника не предвещал ничего хорошего. Тяжелый взгляд, насупленные брови. Иван приготовился к самому худшему. Удивило лишь то, что повели его в терем. Впрочем, великий князь волен выносить приговор где захочет.
Длинная зала княжьего терема, в которой обычно принимались гости или устраивались трапезы для большого количества людей, была слабо освещена лившимся из расположенных высоко над полом окошек вечерним светом. Цветное стекло было включено в замысловатые перевязи из свинцовых и деревянных рамок. Мореный дуб казался почти черным. На ровно протесанных стенах, не единожды в год промываемых водой со щелоком руками сенных девок, висели мечи, рогатины, щиты, тщательно выделанные шкуры рысей и косолапых хозяев тверских лесов. Друг на друга смотрели головы туров, лосей, медведей, кабанов. Казалось, немое величие власти незримо витало в воздухе, пропахшем воском нескольких горевших у княжьего трона толстых свечей.
Вид великого князя был более чем мрачен. Он исподлобья глянул на доставленного юношу, взлохматил свои густые черные кудри. И неожиданно произнес:
– Ты свободен. Волен идти в любую сторону…
Это было столь неожиданно, что Иван опешил. Он пал на колени и совсем по-детски пролепетал:
– Спасибочко! Ой, благодарствую тебя, княже!
Но, несмотря на весь комизм положения, никто в зале не улыбнулся. Легким взмахом ладони Михаил велел подняться на ноги.