— Послушай, — сердито прервала я, — только давай не будем заниматься самобичеванием! Здесь никто ничего заранее не знал! И папка совершенно ни при чем! Не думаю, что ты могла бы этой папкой что-нибудь изменить. Тем более что мы даже не знаем, что там.
Впрочем, это было не совсем верно. И я, и Тайка много раз видели у Татьяны Антоновны эту старую коричневую папку со шнурками. В ней лежали какие-то бумаги, преимущественно старые фотографии, и я сама пару раз видела, как Татьяна Антоновна их рассматривает. После этого она становилась немного печальной и отрешенной, что неудивительно, ведь фотографии были совсем старыми, и, скорее всего, тех, кто на них запечатлен, давно уже нет в живых. Мы с Тайкой никогда не интересовались содержимым коричневой папки, сама Татьяна Антоновна нам ничего не показывала. Лишь однажды, когда я принесла ей из булочной свежего хлеба, она, грустно улыбнувшись, кивнула в сторону лежащей на столе раскрытой папки:
— Здесь все, что у меня есть…
Я тоже улыбнулась в ответ, отдала батон и ушла, а после и думать об этом забыла. А пару лет назад Татьяна Антоновна попросила Тайку снять в банке ячейку и отнести туда папку на хранение. Конечно, Тайка удивилась, но просьбу выполнила, хорошо понимая, что Татьяна Антоновна уже давно достигла того почтенного возраста, когда любые, даже самые нелепые идеи кажутся вполне логичными.
— Она боится, что ее обворуют, — сообщила подружка, направляясь арендовать ячейку. — Правду сказать, я еще не встречала ни одной старушки, которая бы этого не боялась. Ладно, теперь пусть спит спокойно.
Боялась Татьяна Антоновна воров или нет, было неизвестно, так же как и то, что подвигло ее на этот шаг.
За это время она несколько раз просила меня или Мегрэнь принести ей папку на пару дней, а потом отдавала обратно. Три недели назад Татьяна Антоновна брала и относила в банк свое сокровище сама, а в прошлый вторник попросила об этом Тайку. Подружка папку из сейфа вынула, а вот передать уже не успела…
— Тай, может, глянем, чего мы все время туда-сюда таскали?
— Нет, — назидательным тоном отозвалась Мегрэнь, но я почувствовала в ее голосе некоторую слабину и поднажала:
— Может, там что-то важное? Ну, для следствия…
Тайка посопела, повздыхала, глянула на меня сурово и взяла папку в руки.
Потрепанная тесемка долго не поддавалась, отчаянно сражаясь за последнюю тайну своей хозяйки, но против Мегрэни никому еще не удавалось устоять. Сдалась наконец и папка, и Тайка распахнула картонную обложку. Движимые любопытством, мы с Мегрэнью славно приложились лбами, склонившись над столом одновременно.