Он точно влетел в раскаленную добела печь. Его кости мгновенно растеклись, словно расплавленное золото. Негнущиеся пальцы пытались пробраться в каждое отверстие. Не было слышно ни звука.
Глубоко под поверхностью воды Амнор замедлил свое падение — зародыш, запертый в чреве из чернильного сапфира.
Смерть.
«Бесполезно бороться, — подумал он. — Я больше не человек, я частица этой воды».
В груди вспыхнула боль. Легкие бессмысленно боролись — ни за что. Впусти внутрь воду и умри.
Но он не мог.
Облако пузырей с шелестом устремилось наверх сквозь тьму; он смутно ощутил какое-то новое течение и позволил ему захватить себя. Он закрыл глаза, медленно увлекаемый вверх толщей воды. Через некоторое время его век коснулся тусклый свет, а его безвольное тело уткнулось в какой-то камень. Он забился, точно рыба в сетях, все его инстинкты сейчас были направлены на то, чтобы выбраться к этому свету. Его руки ухватились за камень, в лицо ударил воздух.
Он лежал на краю огромного озера, тяжело дыша, совершенно обессиленный. Ужасный приступ кашля и рвоты, раздирающих внутренности, уже прошел, оставив в теле безжизненную тяжесть, под которой еле трепыхались обрывки каких-то мыслей:
«Там дверь. Ржавая дверь. Она вокруг меня. Я в Ее внутренностях, как Ее яйцо, Ее дитя. Когда я доберусь до двери, пройду через нее и окажусь в пещере, я появлюсь на свет из чрева богини».
Некоторое время спустя он поднялся на ноги и, шатаясь, побрел к каменной стене, окружавшей озеро, вдоль которой ковылял, пока не нащупал дверь. Он потянул за нее, дверь подалась, но он упал на колени, подкошенный этим последним усилием, и пополз, как и привиделось ему, из золотого хвоста Анакир.
Открыв глаза, он увидел узкую бледную маску богини, глядящей на него с высоты, обрамленную золотыми извивающимися змеями. И подумал: «Это лицо моей матери».
И ухмыльнулся при мысли об искайской потаскухе, зачавшей его в кабаке от одного из мелких дорфарианских принцев. Его незаконное происхождение оказалось весьма кстати, как понял Амнор, карабкаясь по первым ступеням общественной лестницы. Она вполне могла бы родить его в законном браке с каким-нибудь подручным каменщика.
Он поднялся на ноги. Мокрая одежда противно липла к телу, ледяная от пронизывающего холода пещеры.
— Значит, ты снизошла до того, чтобы спасти меня, Анак! — крикнул он статуе. — Теперь я твой первенец. Прими мою смиренную благодарность.
Ее глаза сверлили его.
— Чем ты одаришь меня теперь, матушка, когда я оказался выброшен в этот безжалостный мир без гроша?
Он подошел ближе и положил обе ладони на ее огненный хвост — миллионы чешуек из чеканного золота.