Когда рухнул Советский Союз, оказалась парализована вся система, и все вернулось к самым азам – к первобытнообщинным моделям управления. Племена в виде бандитских группировок сражались за территорию, уничтожали друг друга, отвоевывали у слабого государства заводы и фабрики. Криминальное мышление у оставшихся в живых бизнесменов и политиков было вполне закономерным. На смену первобытным отношениям явились рабовладельческие, бандитский беспредел закончился.
Люди стали жить, что называется, «по понятиям». В конце 90-х в России воцарились отношения, характерные для тюрем. Это был, как заметил один журналист, созданный Ельциным паханат. В безнравственном обществе демократия невозможна. Коммунист Ельцин разрушенную модель коммунизма заменил противоположной. «Берите суверенитета и свободы, сколько захотите!» – искренне предлагал он всем. Это была столь же наивная языческая модель мира: все станут свободными, богатыми и счастливыми.
Ельцин активно разрушал государство и его главные институты – спецслужбы, МВД и армию. Под видом реформ происходил целенаправленный демонтаж государства. Ущербная модель мира дала соответственные результаты. Россия стала расползаться на глазах, как туалетная бумага. Хабаровский край и Татарстан перестали платить налоги. Чечня не только отказалась от уплаты налогов, но и заявила о своем полном суверенитете.
Ущербная модель мира бросила Ельцина в объятия американских друзей. Наверное, он искренне верил, что полное порабощение России Соединенными Штатами приобщит ее к благам цивилизации. Принятие ущербной конституции, в соответствии с которой у народа отнимались основные права, тоже, вероятно, воспринималось как очередной шаг к демократии и свободе.
Когда картина мира неверна, человек обречен вернуться к основной, базовой модели мира: он начинает жить своими личными интересами, – в лучшем случае, интересами своей семьи. И ради защиты этих интересов он пойдет на любое преступление против общества и государства.
Социалистическая модель была неверна. Люди не верили в Бога, а потом перестали верить и в светлое будущее. Осталось только «светлое настоящее», а именно: собственный эгоизм, деньги, квартира, машина. В лучшем случае, в систему ценностей входили семья и дети.
У представителей Кавказа, Татарии и других национальных территорий забота о семье дополнялась и национальными интересами. Объединение на национальной и религиозной основе позволяло как-то выживать в умирающем государстве. Национальный вопрос всегда обостряется, когда государство слабеет. Обострение национального вопроса – это признак явного ослабления государства и его скорой гибели.