Я сдвинула в сторону воротничок рубашки, чтобы показать шрам на ключице.
— Это сделал не вампир, — проговорил он.
— Даю слово чести. — Я сняла пиджак, и так как сдала все оружие на входе в комнату для допросов, мне ничего не мешало, устроить экскурсию по боевым шрамам. Я показала ему рубец на локте, где тот же вампир, что оставил шрам на моей ключице, рвал мою руку, как терьер крысу.
— У тебя шрам от ожога в виде креста.
— Да, один Ренфилд подумал, что будет весело заклеймить меня этим.
— А этот шрам, что тянется по коже, кто его оставил?
— Ведьма, способная менять форму.
— Не оборотень? — спросил он.
— Нет, это была ведьма, которая использовала магию, чтобы красть возможность превращаться в животных как у настоящих ликантропов.
— Я был там тогда, — вставил Дольф. — Анита спасла тогда одного из моих офицеров.
Это был Зебровски с вывернутыми наружу кишками. Я зажимала их рукой, когда офицеры отказывались помочь, потому что считали, что ведьма была настоящим оборотнем, и они могли подцепить эту болезнь. Я сдавливала края раны Зебровски, и кричала, что они чертовы трусы, и мы с Дольфом вытащили оттуда Зебровски живым. Я была той, кто поддержал Кэти, когда в больнице она хлопнулась в обморок. Были причины почему мы с Зебровски были напарниками, и почему Кэти стала приглашать меня и дорогих мне мужчин на барбекю и ужины. Она не комфортно себя чувствовала при визитах вампиров, но позволяла приходить моим любимым мужчинам, покрывающимся шерстью. Она дала понять остальным копам, что если они не в силах этого вынести, то могут уйти. Кэти казалась такой мягкой, но под всем этим шелком был стальной стержень, который она использовала, чтобы защитить меня, Натаниэля и Мику на последнем летнем пикнике. За тот день я полюбила Кэти.
— Вампир, который намеревался тебя порвать, был новообращенным?
— Нет, — ответила я.
Он покачал головой:
— Ни один вампир, достаточно долго пробывший нежитью, не сделал бы такого, если это не один из ревенантов[26], которые немногим лучше гулей.
— Вампиру, сделавшему это со мной, было более века, и он не был ревенантом. Он намеренно причинил мне боль, потому что хотел заставить меня страдать.
— Почему? — спросил он.
— На этот вопрос мог ответить только он сам, — ответила я.
— Он сейчас жив, чтобы ответить?
— Нет, — сказала я.
— Думаю, бывают как плохие вампиры, так и плохие люди, — заметил он.
— Они люди, Вайскопф, и, как и все люди, одни из них хорошие, а другие — плохие, но теперь те плохие люди с суперсилой, суперобостренными ощущениями и жаждой крови. Без держащего их на коротком поводке Мастера, они, как и большинство людей, опьянены силой.