Растерявшийся Серпиний не нашел ничего лучше, как упрекнуть в жестокости падре Леонидоса, разглядывающего железные крюки, блоки, и прочие жутковатые приспособления, служившие единственными украшениями подвала. Леонидос, с интересом слушавший пояснения трибуна Марка по поводу назначения пыточных орудий, вскинул на юного нотария удивленные глаза:
— Так ведь мы пытаемся спасти эту заблудшую женщину, сын мой. Неужели ты этого не понимаешь?
— Спасти с помощью раскаленного железа? — взъярился Серпиний.
— Именно, — поддержал падре Леонидоса префект анноны Пордака. — Римское законодательство не предусматривает наказания для женщины, вступившей в связь с существом иного мира. Равным образом оно не карает человека за пристрастие к магии, но только в том случае, если действия подозреваемого не направлены против третьих лиц. В данном случае никто не обвиняет Ефимию в том, что она вызвала из темных глубин демона, ибо она всего лишь жертва чужого коварства. И в случае чистосердечного раскаяния святая церковь возьмет заблудшую овцу под свое покровительство. Я правильно говорю, падре Леонидос?
— Вне всякого сомнения, сын мой, — важно кивнул головой эллин.
— А вот если Ефимия будет утверждать, что вступила в связь с варваром, то вряд ли ей удастся избежать смертной казни, — продолжал Пордака, глядя на нотария ласковыми глазами. — Ибо участие в заговоре против власти императора карается жестоко.
— Но ведь Ефимия не знала, что варвар заговорщик?
— Зато она была осведомлена, какую роль сыграла в константинопольских событиях благородная Фаустина, — развел руками Пордака. — И вместо того чтобы сообщить о просьбе коварной вдовы Констанция комиту Федустию, Ефимия пошла на поводу у врагов императора Валентиниана. Тебе, Серпиний, не упрекать надо падре Леонидоса, а благодарить, что он, по бесконечной своей доброте, рискуя своим положением, пытается спасти жизнь женщине, которая, возможно, такого участия недостойна.
— Но вы хотя бы объяснили Ефимии, как ей надо себя вести?! — сердито прошипел Серпиний.
— Сядь, нотарий! — прицыкнул на юнца трибун Марк. — Все, что нужно было, мы уже сделали, а теперь остается только одно — ждать.
Серпиний, обиженный на весь белый свет, примостился на краю лавки рядом с падре Леонидосом и сердито засопел.
— Все в руке божьей, сын мой, — попытался утешить его Леонидос, но слова его не нашли отклика в сердце расстроенного нотария.
Серпиний заподозрил, что его все эти дни просто водили за нос. Видимо, корректор Перразий был прав, когда утверждал, что слухи о демонах выгодны в первую очередь Пордаке и Марку, которые сделают все возможное и невозможное, чтобы оправдаться в глазах императора за свои чудовищные преступления.