— Пусть пьет, — махнул рукой легкомысленный Придияр, — лишь бы буянить не начал.
Возможно, именно во избежание неприятностей с подвыпившими гостями Германарех ввел в зал своих мечников, которые выстроились цепочкой вдоль стен, а также заняли галереи, нависающие над столами. Появление мечников вызвало переполох среди гостей, иные даже вскочили со своих мест, но повелительный жест Амала заставил их вновь опуститься на лавки.
— Надеюсь, он не собирается лить кровь на собственной свадьбе? — с кривой усмешкой спросил Оттон Балт у насторожившихся соседей.
Ответом ему было молчание, прерванное здравицей в честь новобрачных, которую произнес Сафрак. Во время осушенные кубки сняли напряжение, воцарившееся было в зале, и пир потек по заданному Германарехом руслу.
Здесь, на свадебном пиру, Руфин впервые увидел епископа Вульфилу, которого без труда опознал по облачению. Вульфила сидел едва ли не на самом почетном месте, рядом с сыном Германареха Витимиром, и сухое, изможденное постами лицо его выражало печаль. Видимо, он не принадлежал к сторонникам этого брака. Скорее всего, даже пытался переубедить верховного вождя. Но Германарех был слишком искушенным правителем, чтобы ввиду гуннской угрозы упустить такой шанс для сплочения. Возможно, Амал искренне проникся христианской верой, но Руфин не исключал и другого — Германарех использует христиан, дабы подорвать влияние дроттов как на вождей, так и на простых готов. В таком случае он почти наверняка догадывается о том, какую ловушку готовят ему хитроумные жрецы, и, надо полагать, уже принял меры, чтобы нейтрализовать их усилия. Не исключено, что мечников в зал он ввел именно по этой причине. Имея под рукой людей, вооруженных до зубов, верховный вождь может себе позволить отклонить любое требование, звучащее из недружественных уст. Дротты и волхвы появились в зале под конец пира, когда подвыпившие гости уже впали в благодушное настроение и принялись довольно грубо пошучивать по поводу предстоящей брачной ночи. Синилада на эти выпады даже бровью не повела. Улыбка так и не покинула ее пухлых губ. Создавалось впечатление, что ей нравились намеки гостей на предстоящее событие, более того, она даже поощряла особо развязных вождей, одаривая их насмешливыми взглядами.
— Обычай, — пожал плечами Придияр в ответ на немой вопрос патрикия. — На деревенских пирушках шутки бывают еще солонее.
Возможно, все это было действительно уместно, если бы в качестве новобрачного на пиру выступал юнец, едва отпустивший усы. Но седовласому Германареху подначки пьяных вождей явно не нравились. Лицо его то бледнело, то багровело от приступов ярости. Взгляды, которые он метал в шутников, могли бы смутить самое твердое сердце, но, похоже, его захмелевшим гостям море было по колено. Руфин ждал вспышки необузданного гнева, с печальными для шутников последствиями, но как раз в этот момент в зале прозвучал голос Алатея: