Кэтрин поставила кружку с кофе на деревянный стол, застеленный клеенчатой скатертью, края которой были приколоты чертежными кнопками к столешнице. За годы цвет скатерти изменился. Первоначальному красному постепенно пришел на смену синий, а затем зеленый.
Джулия поставила перед внучкой тарелку с яичницей-болтуньей и гренками.
Я не могу, — мученически простонала Кэтрин.
Ешь. Ты должна.
У меня в животе…
Если ты не будешь сильной, то не сможешь помочь Мэтти, — перебила ее бабушка Джулия. — Ты страдаешь, я это вижу. Но в первую очередь ты мать. Это твой долг — заботиться о ней, хочешь ты этого или нет.
Повисла гнетущая тишина.
Извини, — сказала наконец Кэтрин.
Джулия села на стул.
И ты извини меня за резкость. Я вся как на иголках.
Мне надо сказать тебе кое-что важное, — выпалила Кэтрин.
Джулия внимательно посмотрела на нее.
Ходят слухи… дикие… неправдоподобные…
О чем ты? — уставившись на внучку, спросила бабушка.
Ты ведь знаешь, что такое «черный ящик»?
Голова Джулии резко повернулась к двери.
На пороге кухни стояла Мэтти. Во всей ее осанке сквозила неуверенность в себе. Мокрые волосы свисали сосульками до талии, касаясь синей трикотажной рубашки на плечах и спине, так что ткань вся промокла. На девочке были узкие короткие джинсы, потертые на швах, и кроссовки «Адидас». Несмотря на свои пятнадцать лет, Мэтти так и не смогла избавиться от небольшой детской косолапости, от привычки стоять, развернув носки обуви вовнутрь. Эта ее привычка резко контрастировала суверенными позами, которые дочь любила принимать. Вот и сейчас, засунув кончики пальцев себе в карманы, Мэтти стояла, выпрямившись во весь рост. Плечи расправлены. Глаза покраснели от многочасового плача. Энергично мотнув головой, девочка тряхнула волосами так, что те взлетели вверх и в беспорядке упали на плечи. Она судорожно собрала их в узел, а затем, не зная, что с ними делать дальше, опять распустила.
Здрасьте! А что здесь такое? — уставившись в пол, подчеркнуто непринужденно сказала Мэтти.
Кэтрин отвернулась. Она не хотела, чтобы ее дочь видела слезы на ее глазах.
Мэтти! — совладав с собой, сказала Кэтрин. — Садись рядом со мной. У меня есть яичница и гренки. Ты ведь вчера почти ничего не ела.
Я не голодна.
Мэтти села за стол, выбрав — вольно или невольно — стул, стоящий дальше всего от матери. Она неуверенно сидела на краешке, чуть ссутулив плечи и сложив руки на коленях. Ступни ее ног были сведены вместе, а колени разошлись в стороны.
Пожалуйста, Мэтти, поешь, — попросила Кэтрин.