– Снова людей до кулаков доведёшь, оставлю, где били. Так и знай.
Селянин покосился зло снизу вверх, но, по всему, счёл, что сегодня «пострадал за правду» достаточно, и промолчал.
А остальным селянам Мечеслав объявил, что со следующей стоянки будет учить их биться. Чтоб не зря оружие таскали.
Никто не обрадовался – что такое воинская учёба, видели все ежедневно на примере занятий «дядьки» с дружинниками. Но и спорить никто не стал.
Как и с селянами… с односельчанами Бажеры – при воспоминании этого имени сердце Мечеслава подворачивалась, как плохо вправленная нога, – начинать приходилось с самого начала. Взрослые селяне, понятное дело, были крупней и сильнее первый раз усаженных на коня мальцов, слезших с седла отроками. На этом их различия во всём, что касалось воинских дел, в глазах сына вождя Ижеслава заканчивались. Хотя и сам Мечеслав, глядя на русинов, чувствовал себя зелёным отроком по первому году – скажем, биться в строю его никогда не учили. Не из кого было складывать тот строй – мало какой городец в землях вятичей мог похвастать полусотней взрослых, посвящённых воинов. Да и с кольчугами была одна беда. Городец, способный похвастать пятком кольчатых рубах, уже считался за богатый. Самому ему было ещё учиться и учиться.
Но чему мог – учил. Как бить из-за щита, не раскрываясь. Как драться в связке, охраняя спины друг дружке. Как метать сулицу в цель. Он заставил селян срубить по колышку и обжечь их на огне – теперь толпа разминувшихся с рабством людей, вятичей из полуденных родов да северы, могла ощетиниться на врага не только копьями со стальными наконечниками, но и этим оружием – лучше, чем ничего.
На учения собирались поглядеть дружинники, не занятые наставлениями седоусого. Что они потешались – это было понятно. Вятич временами и сам не знал, то ли плакать, то ли смеяться над своими учениками, большая часть которых, случись им родиться родом повыше, годилась бы ему в старшие братья, в дядьки, а то и, как тот же Макуха, в отцы. Но от их насмешек у селян опускались и так не слишком способные к бою руки. И Мечеслав понял, что начинает злиться.
Чем бы закончилась его вспышка и неизбежная ссора с русинами, узнать Мечеславу так и не довелось. Привлечённый хохотом и насмешками, рядом с дружинниками бесшумно, будто призрак, возник седоусый «дядька». В кольчуге, шлеме с тремя остриями над наносьем и застёгнутой бармицей, при большом щите и мече. Оглядел мигом примолкших парней, ткнул мечом, безошибочно выбирая самых долгоязыких.
– Ты. Ты. Ты. К бою. Разом.
И закружился, выставив меч и закрывшись до глаза щитом. Разом поскучневшие дружинники разошлись в стороны, а потом разом кинулись на одноглазого, перекинув из-за спин щиты и выхватив из ножен клинки.