– Кабы не дядькина плеть… – тихо и хрипло сказали рядом. Мечеслав повернул голову, оказавшись глаза в глаза с Вольгостем. Русин видимо побледнел, и даже глаза, кажется, стали больше. – Кабы не плеть, сейчас бы – хоть на нож…
Мечеслав молча согласился с другом. И впрямь, рубцы на спине, при этом зрелище вновь отозвавшиеся болью, хоть немного унимали боль в душе, боль и вину перед этими женщинами чужого племени.
А у Вольгостя должно было болеть сильнее. Ведь это – его народ. Его побратимы вернулись домой на плащах между конями.
Таким и вышло возвращение русской дружины, разгромившей рабский торг на Рясском поле – кому встреча, а кому расставание. И Пардус первым делом решил всё же проводить соратников – соратников, которых привезли сюда, чтоб не оставлять их прах во вражьей хазарской земле, под когтями пятипалой лапы.
Мечеслава с Вольгостем заодним с отроками отрядили, едва поручив скакунов заботам курских отроков, валить лес для погребального костра восьмерым витязям. Летела на яркую траву молодого лета щепа, с треском и хрустом валились стволы, распугивая лесную живность, брызгавшую прочь по подлеску. Секиры глухо вгрызались в ствол, звонко сносили ветки. Помощников было много – не только из отроков, но и из селян.
Женщины Курска собирали на берегу реки прощальный пир. Вынесли со всех домов городка и окрестных сёл столы. На столы ставили поминальные яства – кутью из пшена с черешней, подслащенную мёдом, ноздреватые жёлтые блины, рядом с которыми ставили небольшие блюдца с заедками – мёдом, сметаной, рубленым яйцом, кисели. Стояли жбаны с хмельною брагой, по липовым доскам ползали ранние пчёлы.
Сложили над Семью-рекой высокий костёр-краду. Чтоб легче горелось, конопатили меж брёвен сухим хворостом. Уже не отроки – дружинники, побратимы павших, взволокли на плечах на уступчатую дровяную громаду ладью-насад из тех, что лежали на берегу. Всем ведомо – море отделяет земли Богов и пращуров от земель живых, оттого сжигают покойников в судах, чтоб было на чём одолеть преграду. Нос ладьи не вытягивался вдоль, над водою, как у северы и вятичей – по обычаю, принесённому русью с Варяжского моря, гордо поднимался вверх, а на самом верху торчал крепко насаженный турий череп, грозя рогами опасностям, что встретятся ладье на грядущем пути. Вдоль набойных бортов шла резьба – переплетающиеся звери то ли боролись, то ли играли друг с дружкой.
Одного за другим возносили на ладью воинов-русинов, с едва пробившимися усами и вовсе ещё безусых. Зелье одноглазого дядьки уберегло от тления их черты, только сделало чёрными, и пахли они не так, как пахнут лежавшие седмицу под солнцем мёртвые тела