Я была недовольна. Сначала они сказали, что я увижусь с родителями, но оказывается, что увижусь только с одним из двух, потому что они очень озабочены моим состоянием? Но какое им дело до моего состояния, они должны быть счастливы меня увидеть! Почему же он оставил маму дома?
К тому же они все, видимо, считали меня сумасшедшей или больной, раз предлагали мне врача! Нет, надо же, маму оставили дома!
Когда приехал мой отец, у меня было желание отругать его, что он приехал один, но на самом деле я сказала, что очень рада, что я уже поела, что было очень вкусно и что уже пора уезжать отсюда, потому что мне уже здесь надоело. Он засыпал меня вопросами. Но мы толком не могли говорить. Потому что все говорили одновременно: он, я, полицейские…
Я расчувствовалась. Я заплакала, очутившись в его руках. Я хотела уехать. Вся эта суета меня утомила. Я была на свободе, а остальное меня мало трогало. Он дал мне мою одежду. Представительница социальных служб отвела меня в туалет, помогла немного отмыть лицо и переодеться. Летиция сделала то же самое. Приехали ее родители. «Нормальная» жизнь опять начиналась для каждой из нас.
И после этого я стала тянуть отца за рукав: «Ну поедем же, я не хочу больше оставаться здесь».
Но дознаватель сказал нам, что ему позвонили и сообщили, что моя мама едет на машине с одной из своих коллег по работе, она так хотела приехать, что не стала никого слушать. Я ужасно обрадовалась, когда она приехала, но всего этого было уже чересчур много. В самом деле, я уже задыхалась в кабинете жандармерии Шарлеруа. Я хотела уехать как можно скорее. А мама набросилась на меня с расспросами:
— Ну как ты? Как себя чувствуешь? Нам было так плохо! Мы тебя так искали!
— А я совсем не думала, что вы меня ищете. Я была там совсем одна, у меня не было никаких сигналов из внешнего мира.
Даже не знаю, что она меня спрашивала. Это было в основном: «Ну как ты?» — «Да ничего!»
Я была жива-здорова, и это было главное. Может быть, не совсем в отличной форме, но ничего особенно серьезного… Что еще ответить, кроме «да ничего!».
Я думала: «Мы возвращаемся, мы больше не разговариваем, пусть меня оставят в покое хотя бы на сегодняшний вечер, я хочу поспать в своей собственной кровати».
Мысленно возвращаясь назад, я думаю, что все ожидали найти заплаканную, запуганную девочку, не человека, а жалкую тряпку. Но я достаточно наплакалась в той крысиной норе и достаточно настрадалась в заточении. Взрослые видят многие вещи по-другому. Я была одной из жертв садиста-извращенца. Они видели лишь одно: сексуальные услуги. А я не хотела о них даже и думать. Я избежала смерти, я была жива… Больше не будет страха, больше не будет боли, вот что я говорила себе. И мне хотелось скорее окунуться в свою прежнюю размеренную жизнь, вновь обрести мои ориентиры, мою постель, моих плюшевых медведей, мои привычки.