, то я бы сказала, что он фламандец. Но тогда его говор мне не напоминал ничего. Для меня они были чужие, вонючие варвары, и я беспрестанно себя спрашивала: «Кто эти типы? Куда они меня везут? И зачем?»
Я не могла представить, удастся ли мне каким-либо образом улизнуть из этого фургона. Прежде всего, он ехал; пролезть в окно невозможно, они были закрыты, завешены этими ужасными занавесками и множеством наклеек; я могла различать дневной свет лишь через ветровое стекло, да и то лишь в его верхней части. Единственным решением в крайнем случае могла бы стать задняя дверь. Но тогда мне надо было полностью развернуться вокруг себя, встать и в то же время биться в запертую железную дверь… Если я только двинусь, меня тотчас же подхватят на лету. Да и в любом случае — при условии, что я не сломаю себе что-нибудь при падении, — я не смогу уйти далеко по дороге, даже если буду бежать. Стало быть, выхода нет. В какой-то момент я надвинула одеяло на голову, чтобы суметь открывать глаза время от времени, но чтобы они этого не заметили. Надо, чтобы они продолжали думать, будто я в полной отключке. Но в этом одеяле мне было очень жарко, и оно царапало мне лицо. По утрам в том месяце мае было довольно прохладно, и, чтобы пойти в школу, я надела на себя кофточку, свитер и еще непромокаемую накидку на тонкой подкладке. Я вспотела главным образом от страха и от ужаса, что я ничего не понимаю.
Я была связана по рукам и ногам, но это не мешало мне думать.
Что я могла сделать? Я могла бы нажать на педали сильнее? Я могла бы броситься на землю, перед тем как они меня схватили? На той маленькой улочке я должна была бы бросить мой велосипед, побежать со всех ног и звонить в любую дверь. Но изгородь такая длинная… А если бы я не села на велосипед, чтобы идти в школу… Это моя вина? Я наказана? Но они сделали все так стремительно, что я не успела ногу на землю поставить, они подхватили меня на лету! Я ничего не видела. Был ли фургон уже позади меня? Следовали ли они за мной?
Машина остановилась. Грязный думал, что я сплю, он сказал: «Давай, просыпайся! Когда я тебе скажу, полезешь в этот сундук!»
Когда я увидела сундук, о котором он говорил, — железный, голубого цвета и весь ржавый, чуть побольше ящика для инструментов, — мой отвратительный характер опять проявился.
— Я не могу в него залезть!
— Ничего, залезешь!
— Но он слишком маленький!
Я очень остро ощущаю недостаток воздуха. Еще с раннего детства у меня были проблемы с бронхами. В этом закрытом грязном фургоне, под этим одеялом я уже почти задыхалась. Страх не отпускал меня, а при виде этого ящика он усилился многократно. Мне было страшно задохнуться в нем, страшно не видеть, куда меня понесут.