Кровь, слава и любовь (Бенцони) - страница 105

Принцесса подняла от вышивки испуганный взгляд.

– Арестовали? Принца крови? Но по чьему же приказу?

– Да по приказу Мазарини, конечно! Говорят, что всех троих препроводили в Венсеннский замок. Ох, мадам, как это ужасно! В Венсенн! В январе!..

Девушка упала на пол и разразилась рыданиями. Клеманс презрительно пожала плечами: еще одна девица, без памяти влюбленная в ее мужа! Их было столько, что не стоило труда и ревновать… Но бурные рыдания этой фрейлины раздражали ее и мешали думать. Она строго приказала девушке замолчать, потом, отойдя от пяльцев, медленным шагом направилась к окну, откуда открывался прекрасный вид на зеркала вод Шантильи.

Воду покрывал слой льда. На улице стояли трескучие морозы. А говорят, Венсеннский замок – ужасная тюрьма. Там всегда очень холодно, а некоторые камеры даже «ценятся на вес мышьяка»!.. Как вынесет все это Конде? Он, который признает существование лишь на свежем воздухе, который так любит скакать на лошади, воевать, жить в лагере, так любит всякое движение. В эту минуту Клеманс поняла, что любит мужа больше, чем могла себе представить. Любит настолько, что способна забыть о том зле, которое он ей сделал, а думать только о нем самом, о том, как он, должно быть, страдает. Ею овладела только одна мысль, у нее осталось только одно стремление: во что бы то ни стало прийти к нему на помощь!

Может быть, найдется кто-то, кто за деньги, разумеется большие деньги, обеспечит принцу относительный комфорт в его темнице… Затем – подкупить охранников, организовать побег… Но нужно действовать очень быстро!

Однако в момент, когда она уже повернулась к дверям, чтобы позвать своих слуг и отдать необходимые приказания, двери отворились, пропуская в комнату вдовствующую принцессу Конде.

К тому времени они довольно долго жили под одной крышей, а именно – с того дня, как Клеманс стала принцессой Конде, но их вовсе не соединяла тесная дружба. Клеманс знала, что надменная Шарлотта де Монморанси, всегда чрезвычайно гордившаяся тем, что была последней любовью Генриха IV, презирает ее. Обе женщины уже привыкли, проходя мимо, не замечать друг друга. В этот вечер они впервые встретились лицом к лицу.

Вдовствующая принцесса была еще очень хороша собой. Ее светлые волосы посеребрила седина, а прекрасное лицо немного увяло, но она оставалась и грациозной, и величественной. Ее большие голубые глаза смотрели на молодую женщину с выражением, напоминавшим дружеское участие.

– Не надо ничего говорить, – прошептала она. – Я знаю новости: мой сын и мой зять арестованы. Моей дочери, госпоже де Лонгвиль, удалось бежать, но я пришла говорить с вами не об этом. Я пришла поговорить о нас с вами.