Кровь, слава и любовь (Бенцони) - страница 118

– Я тоже так думаю, – согласился Гонорий. И чрезвычайно довольный тем, что обрел столь изобретательного дядюшку, пылко обнял нового родственника.

Назавтра по вновь утихшему морю под ослепительным солнцем навстречу друг другу двинулись два кортежа, сверкающие великолепием одежд. Немного бледная от всего пережитого Мария-Катарина смогла наконец упасть в объятия своего жениха. Все колокола княжества отметили это событие радостным перезвоном…

Герой и героиня этого празднества думали, что вот теперь-то у них начнется жизнь такая же счастливая и безоблачная, каким было небо над морем в этот день.

Но времена проходят, времена меняются, а с ними меняется кое-что и в жизни людей…


Как и предполагала юная новобрачная, жизнь в розовом, возведенном на скале дворце князя Монако оказалась поистине восхитительной. Однако случались моменты, когда Марии-Катарине ее роль княгини суверенного государства казалась чуть-чуть печальной.

Наступила осень 1760 года. Мария-Катарина уже в течение трех лет была замужем за своим дорогим Гонорием. Уже два года исполнилось наследнику княжества, маленькому Гонорию, безусловно, самому очаровательному из всех когда-либо рождавшихся на свет малышей… Но шел месяц за месяцем, и она… скучала. Главным образом по той простой причине, что, успокоившись насчет продолжения своего рода, князь Монако обнаружил огромное количество обязанностей при французском дворе и бросил Марию-Катарину одну… Поскольку он был настоящим эгоистом, то полагал: молодую и красивую супругу лучше держать в отдалении от двора.

Сначала молодая женщина терпеливо несла свой крест. Медовый месяц, который, как она считала, для столь любящих супругов должен был продолжаться целую вечность, и впрямь принес ей райские наслаждения. К тому же вскоре за ним последовал ее триумф как матери: любимая женщина подарила монарху здорового и красивого мальчугана-наследника, – что же может быть лучше? В самом начале своей супружеской жизни она считала совершенно справедливым, что князю Монако приходится лично отстаивать законные интересы своего государства на аудиенциях у короля Франции. Но мало-помалу ей начало казаться, что эти государственные интересы совершенно беспардонно вмешиваются в ее личную жизнь, попросту отнимая у нее мужа. Естественно, маркиза Бриньоле оказалась первой, кто обратил внимание на слишком, по ее мнению, вольную жизнь супруга своей дочери.

– Где это такое видано? Чтобы муж без конца вертелся при дворе и даже и не подумал представить свою жену? Дочь моя, ваш муж – тиран!

Конечно, Мария-Катарина бросалась на защиту своего драгоценного Гонория, но время шло, и постепенно она начинала думать, что мать-то, пожалуй, права. Тем более что атаки матери, происходившие в основном за карточным столом, где дамы коротали время за «фараоном», день ото дня становились все активнее.