Тогда возникает следующий вопрос: с какой целью искажает правду Чазов? Ответ напрашивается такой: для того, чтобы отвести тень малейших двусмысленностей от имени Андропова, а значит и от себя самого как ближайшего политического союзника будущего генсека в то загадочное утро. Как бы то ни было, но именно Андропов был последним из членов Политбюро, кто видел Брежнева живым, и первым, кто увидел его мертвым. Между этими двумя встречами лежит тайна, а значит — повод для догадок и предположений.
Чазов настолько поглощен защитой Андропова, что не находит времени ответить на вопросы, которые могут быть обращены к нему самому. А их немало: как могло случиться, что на главной государственной даче СССР в критический момент не оказалось даже захудалого ветеринара, чтобы оказать неотложную помощь лидеру государства? Где была вся медицинская рать начальника 4-го управления, когда еще теплого Брежнева безуспешно пытались отходить сотрудники охраны? Почему был ликвидирован действовавший ранее на даче круглосуточный медицинский пункт? И так далее.
В прежние времена на правительственных трассах в Москве нередко можно было видеть кортежи правительственных «членовозов». Любопытствующим гражданам разъясняли, что в одном из автомобилей мчатся врачи-реаниматологи, готовые в любой миг оказать «оберегаемому государственному лицу» медицинскую помощь. Вот, думалось тогда, какая замечательная у нас медицина. Но оказалось, как и во многих других случаях, что это всего лишь фасад, за которым нет ничего, кроме равнодушия, безответственности, цинизма, чиновного политиканства. Тому, кто не догадывался об этом, смерть Брежнева, безобразная с точки зрения организации любой приличной медицинской помощи, открыла глаза. В большой политике, как в высоких горах, падение одного камня может вызвать всеобщий обвал.
Трудно избавиться от мысли, что проживи тогда Брежнев еще хотя бы месяц, судьба Советского Союза могла бы быть совсем иной. Может быть, сейчас на бескрайних просторах загубленного Союза не мыкали бы тяжкое горе миллионы бывших советских граждан, обращенные, неведомо за какие грехи, своим собственные государством в бесправных бездомных беженцев, изгоев общества.
Что касается Андропова, то, в свете опубликованных свидетельств, его роль в те ноябрьские дни действительно оставляет место для вопросов. Видимо, данное обстоятельство сказывалось и на взаимоотношениях между членами Политбюро после того, как он занял пост генсека. Во всяком случае, хорошо известно, что за все время, пока Андропов был Генеральным секретарем, Щербицкий ни разу не переступил порога его служебного кабинета.