На осколки он разлетится,
Потому что стекло не прочно.
Нам порой говорит рассудок,
Что и мы уцелеем едва ли:
Картой меньше — и мы внакладе.
Картой больше — опять проиграли!..
(Перевод М. Квятковской)
Эти ставшие хрестоматийными рассуждения о природе происходящих перемен будто бы нарочно придуманы для описания личной судьбы испанского драматурга. Обласканный современниками, всенародно признанный и обожаемый — мало найдется писателей, стяжавших на протяжении всей жизни славу и признание друзей, врагов (зависть — оборотная сторона славы и почета), властей, — он испытает в личной судьбе все несчастья, которые только могут выпасть на долю человека. Лопе, должно быть, лучше других ощущал трагическое несоответствие жизни внешней и внутренней, сыгранной на сцене и спрятанной за кулисами, а его редкое чувство театра, понимание сути театральной игры, без сомнения, не только связано со знанием законов сцены и теоретических трактатов древних и новых авторов, но и во многом мотивировано собственным жизненным опытом и редкой интуицией — творческой и человеческой. Какой трагически-напряженной интонацией пронизаны начальные строки уже процитированного романса из последнего романа Лопе — гениальной «Доротеи» (1630):
Одиночеством к людям гонимый,
Прихожу к одиночеству снова —
Ибо, кроме моих размышлений,
Не встречал я друга иного.
Как ни парадоксально, «размышления» Лопе — это прежде всего его талант, талант яркий и праздничный, его способность творить, создавая в бесконечных извивах своего «изобретательного» воображения мир более красочный и полнокровный, нежели тот, что окружает его под конец жизни. Да, этот мир подчеркнуто театрален, он весь состоит из преувеличенных жестов и слов, в нем мелькают маски и роли, кипят страсти, но он сотворен творческим замыслом поэта и драматурга, и само искусство делает его более живым. Конечно, прозрения без горечи и иронии не обходятся, но веселой горечи и веселой иронии, как в «Светских и духовных стихах лиценциата Томе де Бургильоса» и героикокомической поэме «Гатомахия» (1634):
Я к роднику, бегущему со склона,
Стремлюсь пешком — а лучше б на кобыле! —
И лавров жду смиренно и влюбленно.
Не проще ли сидеть в родной Мембрилье,
Чем сдуру лезть на кручи Геликона,
Подобно Дон Кихоту из Кастилии.
(Из сонета «К Парнасу». Перевод Н. Ванханен)
Попытки осмыслить биографию великого драматурга начались тотчас после его смерти. Первый биограф Лопе — преданный ученик и друг Хуан Перес де Монтальбан — в скорбной и преисполненной преклонения и почитания «Посмертной славе» (