С утра 25 октября около дома на Малой Морской, где умер Петр Ильич, стали собираться люди в ожидании, когда будет открыт доступ в квартиру для прощания с покойным. Тело Чайковского в черном костюме было положено на невысокий глазетный катафалк и почти до плеч закрыто парчой. Лицо было открыто. Никаких страданий от страшной болезни на нем уже не было заметно. Казалось, что Петр Ильич просто уснул крепким сном, и только пергаментная желтизна кожи выдавала страшную истину. Согласно газетам публика была допущена в квартиру в два часа дня. Народу было много. Доступ на панихиды был свободным, и вообще поток людей, проходящих мимо катафалка, был весь день непрерывным. Это вызвало у многих недоумение. Н. А. Римский-Корсаков в своих воспоминаниях об этих скорбных днях писал с удивлением, что, несмотря на смерть от холеры, доступ для прощания с Чайковским был совершенно свободен, а виолончелист Вержбилович даже целовал покойного. 26 октября в "Петербургской газете", а 27 октября в "Биржевых ведомостях" были помещены довольно странные для привыкшей к холерным строгостям публики объяснения: "Ввиду того, что Петр Ильич скончался не от холеры (холера была прекращена еще в пятницу), а от заражения крови, и о заразе поэтому не может быть и речи, гроб его оставался открытым некоторое время". Газета "Сын отечества" 26 октября, сообщив примерно в тех же словах об отсутствии опасности инфекции, и вовсе уверила своих читателей, что "гроб будет открыт, пока будет возможно".
Все это только подогревало слухи. Правда, поздно вечером, вероятно, около десяти часов, 25 октября тело Чайковского было положено в гроб. Предварительно его обернули простыней, пропитанной раствором сулемы. Внутренний гроб был металлическим. Его закрыли крышкой и запаяли. Верхняя деревянная крышка была тотчас же плотно завинчена. Однако целый день свободного прощания внес свою лепту в укрепление молвы, которой еще больше способствовали противоречия в объяснениях течения болезни и причин смерти Чайковского. 27 октября, т. е. через два дня после кончины Петра Ильича, в газете "Новое время" можно было прочитать следующее:
"Болезнь П. И. Чайковского
Разноречие сведений, появившихся в печати о болезни и смерти покойного П. И. Чайковского, заставили нас обратиться к доктору Л. Б. Бертенсону, который руководил лечением покойного композитора".
Далее в этой статье Лев Бернардович описал весь ход болезни, начав с того, что, приехав на квартиру М. И. Чайковского около десяти часов вечера, он застал больного в состоянии так называемого альгидного периода холеры. Перечисляя подробности развития и исхода болезни, Лев Бернардович, видимо, был сильно взволнован, и из его рассказа получилось, что Петр Ильич умер в ночь с субботы на воскресенье, а не в понедельник, как было на самом деле. Это обстоятельное объяснение не смогло убедить взволнованную публику, и 28 октября "Новое время" по просьбе Льва Бернардовича поместило его протест против ссылок на его мнения и отзывы, которые публикуются в различных газетах в искаженном виде. Однако если и не пресса, то устная молва продолжала нести различные версии о самоубийстве. Тогда 1 ноября в "Новом времени" опубликовал более подробную статью Модест Ильич Чайковский. Она начиналась следующими словами: "В добавление к краткому, но совершенно точному рассказу Л. Б. Бертенсона о последних днях жизни моего брата я считаю нужным в устранение всяких разноречивых толков передать вам для оглашения возможно полный рассказ всего того, чему я был свидетелем".