- Здравствуйте, Александр.
- А я думал, вы не придете, забыли, - растерянно сказал Александр.
- Но ведь обед еще не начался. Я не опоздала.
- Все равно. Просто я думал, что вы не придете.
- Я выйду минут через пять. Подождите меня здесь.
Она ушла, а Перекурин вдруг совершенно успокоился. Да и чего ему было волноваться? Он знал; что будет дальше.
Он подождал ее на углу. Она была в серой юбке и голубой теплой кофте. С утра-то ведь было холодно. А сейчас тучки расходились и слегка парило. И ей, наверное, было жарко в этой кофте. Ее черные туфельки спокойно отстукивали по асфальту.
Они перешли через улицу и нашли на сквере свободную скамейку.
- Так о чем вы хотели поговорить со мной? - спросила Мира.
- Ни о чем. Я хотел не поговорить с вами. Я хотел говорить с вами. Понимаете, просто говорить. Видеть вас. Слушать...
- Так говорите, просто говорите...
- Почему мне все время хочется расцеловать вас? Ведь я вас совсем не знаю.
Она кивнула, не глядя на него:
- Я это чувствую...
Он вдруг замолчал, смутился.
- Простите, Мира.
- Ничего. Говорите, говорите.
- О чем говорить? Голова пуста. Только одно и осталось: видеть вас.
- Это ничего. Это пройдет... Расскажите, какой вы были в детстве.
- В детстве? - удивился Перекурин. - О чем же тут рассказывать? Был как все. На лыжах бегал, на коньках. Мы тогда на валенки коньки привязывали. Да и стадионов-то не было.
- Я тоже любила кататься на коньках. Я даже в секции фигурного катания занималась. Мне так нравилось на льду, особенно ночью, когда тепло и снег. Снег весь звездочками, мягкий и ласковый. А вот на лыжах я не любила бегать. Просто ходить по лесу, не спеша - хорошо.
- А у вас есть лыжи? Вы ходите теперь зимой в лес?
- Нет. Но нынче собираюсь начать. Уже и Ирочку можно учить ходить на лыжах.
- А мы с Леной давно ходим. И Андрюшка пыхтит как паровоз. Пыхтит, а в гору лезет. Вывозится весь в снегу, на сосульку похож. А из лесу не уведешь. Это в воскресенье. А по субботам я хожу один. Побегать хочется. С гор покататься. Чтобы ветер свистел, и чтобы слезы из глаз, и чтобы дух захватывало.
Они проговорили с полчаса. Перекурин и не заметил, как пролетело время. И говорить было легко, и слушать, и вспоминать. И лицо ее, Миры, в полупрофиль, рядом-рядом, с чуть широковатыми скулами, с большими карими внимательными глазами, черными ресницами. Скажет она несколько слов и чему-то улыбнется, сама не замечая этого.
- Так значит, это вы тогда не уступили моему мужу такси? - сказала она, не изменив интонации.
- Такси? Да, да. Я тоже был там. Прошло, кажется, четыре года?