Рассказы македонских писателей (Ковачевский, Михайловский) - страница 14

Чаирчанец сидел на ветке, ошарашенный, онемевший и потрясенный. Перед его глазами проносилась вся его первая, смешная, жизнь, потом вторая, вплоть до последнего момента. Ему показалось, что он просидел тут на ветке целую вечность, свернувшись в комок. Он думал. Наконец, по-видимому, осознав свое заблуждение относительно Господа, он повернул голову к небу и сказал:

— О, Боже, прости меня, что я пытался размышлять в глобальном масштабе, что я вмешивался в твои дела и критиковал твои действия. Я был не прав! Воистину, никто не ведает путей твоих и никто, кроме тебя, не знает, что лучше для мира и для людей! Теперь я буду заниматься только своим делом и радоваться жизни, которую ты мне дал, пусть и в образе самого обычного маленького чаирского зверька!

Потом приподнял лапку, притянул испуганную подругу к себе, обнял ее, а под утро они вместе залезли в безопасное дупло в стволе ясеня в чаирском парке.

Вскоре он радовался, как ребенок, когда, преодолев неопытность, понял, как ласки занимаются любовью.

Димитрие Дурацовский

Циветта, ангел смерти

Сначала незаметно, а потом с силой, которая нарастала, как волна, меня с головой захлестнуло какое-то болезненное предчувствие. Я спрашиваю себя, связано ли это каким-либо образом с моими догадками. Я чувствую, что список, который я составляю, неполон, кого-то в нем не хватает. То, что началось много лет назад, совсем даже не наивная игра. Ящики моего письменного стола завалены вырезками и заметками. С каждым днем накапливаются материалы, дополняющие мой список. Я знаю, что такая работа бесполезна, надо разобрать собранное. Но, прежде чем поставить точку, необходимо определить еще что-то. Имя.

Интересно, сомнения охватывают только меня или и с другими это случается? Могу ли я со своей субъективностью реально понять суть проблемы? Боюсь, что то, что я говорю: «Бруно уважал меня, а я его нет» — выглядит бестактным и обидным.

Я перескакиваю в своих мыслях, в тщетных воспоминаниях, с одного на другое, отрицая годы, действуя наперекор логике. Циветта Леонида, фараонова мышь, чье чучело, одно из немногих в мире, хранится в темном хранилище Естественнонаучного музея им. д-ра Николы Незлобинского подальше от глаз посетителей, спрятанное, похороненное.

Леонид. Одно из имен, которые я часто вспоминаю, человек с Тлёна, имя из моего списка, нуждающееся в определении, дающее возможность написать выдуманную, сконструированную, пародийную биографию.

Бруно

Его уроки были для нас самими интересными. Мы ждали их с нетерпением, и, когда он появлялся, в классе наступала полная тишина. Он очень хорошо рисовал различных насекомых, птиц, бабочек, морские ракушки, какие-то аморфные формы, но больше всего нас привлекали его необычные рассказы. Они были на знакомые темы, но при этом настолько удивительные и фантастические, что мы часто задавались вопросом, могли их сам придумать этот странный человек в длинном поношенном пиджаке и с огромной печалью в глазах. Мы знали, что в нас, учениках, он видит своих единственных друзей. Чаще всего он рассказывал о каком-то ребенке, о его детстве, но то, что он говорил, не имело ничего общего с детством любого из нас. Может быть, он говорил о себе? Он рассказывал нам о необычных магазинах циветт, их витринах и полках, скрывающих много чудесных предметов, таких как старые компасы и метрономы, или живые саламандры, корни мандрагоры, гомункулы и необычные книги и атласы.