С жалостью и страхом вспомнил Андрей глаза Марины и спросил, сдерживая дрожь в голосе:
— А она долго проживет?
— Кто знает, — развел руки Сарычев, — может, месяц, может, два, не больше. Во всяком случае, до осени она не дотянет: уж очень бурно протекает у нее процесс.
Сарычев подтолкнул Андрея к двери:
— Ступайте, скажите ей, что ничего опасного нет и что я буду заходить… — И, придерживая Андрея за рукав, он пробормотал растерянно: — Я вам не говорил, юноша, что она похожа на одну мою знакомую? Говорил? Угу. Ну, ступайте.
С этого дня начались мучения Андрея. Он написал два коротких письма: одно — родным, в Огнищанку, другое — Александру, в Москву. В комнату, где лежала Марина, он входил молча, стараясь ступать потише, и отводил взгляд от ее худеющего прекрасного лица. К Тае Андрей стал относиться с какой-то небывалой, удивившей его самого нежностью и теплотой. Он часто обнимал ее, неловко и смущенно терся щекой о Таины мягкие, как пух одуванчика, волосы и твердил:
— Ничего, Тайка, ты не бойся и не волнуйся, все будет хорошо.
— А чего мне волноваться? — недоумевала Тая.
— Вот я же и говорю: нечего волноваться…
На уроки он приходил молчаливый, задумчивый, на вопросы преподавателей отвечал неохотно, вяло, а больше сидел, подперев кулаком щеку и опустив голову. Многие учителя и ученики расспрашивали Андрея о Марине, допытывались, можно ли проведать ее, но он, помня слова Сарычева, говорил сдержанно:
— Она чувствует себя неважно, ее нельзя беспокоить…
«Вы не знаете, что она умирает, — думал он в отчаянии, — и я не могу сказать вам об этом».
Все же Андрей не выдержал и рассказал о своем горе Еле. Получилось это так: Еля, которая никогда не подходила к Андрею и ни о чем его не расспрашивала, встретила его в темном коридоре и спросила:
— Это правда, что Марина Михайловна тяжело больна?
— Да, правда, — потупился Андрей. — Ей очень плохо.
— Может, мне можно ее навестить?
— Нет, нельзя. К ней никто не ходит.
— Почему?
Забыв о том, что он всегда называл Елю на «вы», Андрей легко притронулся к рукаву ее пальто:
— Пойдем, Еля, я тебе все расскажу. Только поклянись никому не говорить об этом, даже отцу и матери.
Они вышли во двор, остановились у ворот. Мимо школы, по залитой жидкой грязью, пылавшей отсветами солнца дороге двигались телеги, хлюпали копытами кони. По деревянным настилам у заборов носились ребятишки. Забрызганный грязью белый петух, расхаживая по высокому штабелю дров, задирал вверх голову и пронзительно кукарекал.
— Знаешь, Еля, — тихо сказал Андрей, — тетя Марина умирает.
— Что ты? — отшатнулась девочка. — Не обманывай меня!