Я направляюсь туда. Мне не страшно, просто любопытно, ибо я редко оказываюсь на Равнинах без какой-либо определенной цели. Дверь в мою спальню закрыта. В спальни отца и Генри тоже. Теперь для Элис важен лишь один человек — она сама. Наверное, плотно закрытые двери помогают ей не вспоминать, что когда-то мы были одной семьей.
Вот и хорошо. Я храню воспоминания о прошлом и о нашей семье не в темных закоулках моего сердца, а в залитых светом уголках, где все видится таким, каким оно было когда-то.
Я без колебаний переступаю порог Темной комнаты. Законы Совета Григори не позволяют мне обрести зримую форму, даже если бы я и пожелала того, даже стремись я обрести власть над запретными силами, коими, похоже, овладела Элис.
Но я не хочу.
Сестра сидит на полу в центре начертанного ею круга, того самого, в котором я застала ее много месяцев назад, того, что процарапан на полу, но до поры до времени скрывался под старым ковром. Хотя силами и умениями мне не сравняться в волшебстве с сестрой, однако я распознаю, что круг этот усиливает чары и защищает того, кто в нем сидит. Даже в бесплотном состоянии меня бросает в дрожь.
На Элис белая ночная сорочка. Помнится, у меня была такая же, отделанная лентой цвета лаванды. Свою я не ношу — она осталась в той, прежней жизни. Однако Элис носит и выглядит в ней удивительно невинно и мило. Она сидит, откинувшись на пятки, прикрыв глаза, а губы ее шевелятся в беззвучном шепоте.
Некоторое время я не двигаюсь с места, глядя, как тонкие черты сестры то погружаются в тень, то снова становятся различимы в мерцании свечей, окружающих магический круг. Тихий, неразборчивый речитатив нагоняет на меня странную апатию. Я почти засыпаю, хотя на самом деле и так уже крепко сплю далеко отсюда, в Лондоне. Лишь когда Элис открывает глаза, я снова обретаю бдительность.
Сперва кажется, что она просто оглядывает пустую комнату, однако взгляд ее бестрепетно встречается с моим взглядом, как будто она с самого начала знала: я здесь. Ей не требуется говорить об этом вслух, однако она все же говорит, заглядывая мне прямо в душу, как умеет лишь она одна.
— Я вижу тебя. Вижу тебя, Лия. Я знаю, ты здесь.
Я одеваюсь медленно, размышляя о своем странном визите в Берчвуд. Дневной свет не пролил ясности на произошедшее. Здравый смысл твердит: очень может статься, я вовсе никуда и не странствовала; очень может статься, это был лишь сон, ибо астральные Равнины и физический мир разделены завесой, преодолеть которую нельзя. Видеть можно лишь то, что происходит в том мире, где ты сам находишься, а Элис явно находилась в физическом мире — тогда как я была на Равнинах.