Но оказалось, что никто не ожидал их прибытия, не было и никакой радиограммы. Снова стояли они возле помещения связи, пока им грубо не приказали вернуться в свои помещения и готовиться к высадке, «и живее!»
— Увидимся в приемочном бараке, Хэмп! — были последние слова Джонса, и он убежал в свое помещение.
Жандарм, в распоряжении которого находились Хартли и Уингейт, выстроил своих подчиненных в нестройную колонну по два в ряд. Неприятно резкий металлический голос громкоговорителя передал приказ. Их повели по центральному проходу вниз, через все четыре палубы, к нижним пассажирским воротам. Они прошли через воздушную камеру и сошли с корабля, но не на открытый воздух Венеры, а в туннель из листового металла, ведущий в какое-то здание, которое находилось на расстоянии примерно пятидесяти ярдов.
Воздух в туннеле был едким — здесь распыляли обеззараживающие средства, но Уингейту он показался свежим и живительным после спертого воздуха на корабле. При силе тяжести на поверхности Венеры, составляющей пять шестых земной силы тяжести, этого было достаточно, чтобы предотвратить тошноту и вызвать чувство легкости и силы; все это вместе вселяло в него неразумный оптимизм, создавало бодрое настроение.
Туннель вел в довольно просторное помещение без окон, но ярко и ровно освещенное из скрытого источника света. В нем не было никакой мебели.
— Команда, стой! — крикнул жандарм и передал бумаги худощавому, похожему на конторщика человеку, стоявшему у внутренней двери. Человек взглянул на бумаги, сосчитал людей, одну бумагу подписал, вернул ее унтер-офицеру, и тот ушел через туннель обратно на корабль.
Похожий на конторщика человек повернулся к иммигрантам. На нем, как заметил Уингейт, были надеты одни короткие трусы, не шире повязки, и все его тело, даже ноги, было покрыто сильным загаром.
— Ну, вот что, — сказал он мягким голосом, — скиньте одежду и бросьте ее в тот ящик! — Он указал на приспособление, вделанное в одну из стен.
— Зачем? — спросил Уингейт. Он сказал это без всякого вызова, но не сделал ни одного движения, чтобы повиноваться.
— Ну, ну, — обратился к нему конторщик, все еще мягко, но с ноткой раздражения в голосе. — Давайте не будем спорить. Это для вашей же безопасности. Мы не можем себе позволить импортировать болезни.
Уингейт сдержался, чтобы не ответить резко, и дернул молнию своего комбинезона. Несколько человек, ожидавших, чем кончится спор, последовали его примеру. Комбинезоны, башмаки, белье, носки — все было брошено в ящик.
— Следуйте за мной! — приказал их новый хозяин. В следующем помещении их встретили четыре человека в резиновых перчатках, вооруженные электрическими ножницами. Началась стрижка. Уингейт снова хотел запротестовать, но решил, что игра не стоит свеч. Он лишь подумал: «Неужели и женщины вынуждены подвергаться таким жестким карантинным мерам? Как это, должно быть, обидно — пожертвовать красивой копной волос, которую растили двадцать лет».