Стук со стороны станции прекратился. Кибер сыпанул в гильзу удобрений, перемешал и стал делать пыж из пеноплазы.
- Присутствуют - ободренный этим, продолжил командир. - Инженер-биолог Воеводин, инженер-механик Топорков, командир экипажа Еремин!
Шум в наушниках смолк - станция подслушивала. Еремин объявил:
- Товарищи! Объявляется предложение: от имени присутствующих подать в Союзное Правление заявление, с коллективной просьбой о выдаче гражданства Союза Советских Социалистических Республик. Ставлю вопрос на голосование: кто за?
Я поднял руку и посмотрел на Топоркова - тот стоял, закрыв лицо ладонью и бормотал: "Какой стыд... Нет, ну какой стыд...". Я пихнул его локтем:
- Да ладно тебе, Михалыч! Ну не воевать же с этой железкой, в самом деле! Через неделю сюда Сто сорок вторая Молодежная бригада с Фобоса прибудет - двести душ; а у нас еще Большой Купол не выращен, и пищевой генератор не запущен!
Топорков не отнимая одной ладони от лица, вяло поднял вторую.
- Против? Воздержался? - подытожил Еремин, - Принято единогласно! Передачу заявления возлагаю на себя. Собрание объявляю закрытым.
Командир вытянул из-за ворота термомайку и отхватил нанорезкой порядочный кусок.
- Тэ-экс... Двадцать минут - сообщение туда, двадцать минут - сюда... Ну час-два, пока в СУПе поймут в чем дело... К ужину, полагаю, успеем.
Он поднял белый клок над головой и пошел на переговоры.
- Какой позор! - вздохнул Топорков. - Я представляю, что завтра напишут в "Вестнике поселенцев": марсианские колонисты стали жертвами бюрократической машины и формализма! И не просто колонисты, а мы - первые граждане Марса!
- ... а также первые участники боевых действий Марса, первые пленники Марса, первые перебежчики... - задумчиво проговорил я. - Полагаю "Вестником" тут дело не обойдется; БСЭ - как минимум!
- Ты полагаешь?! - ужаснулся инженер-механик.
Я развел руками.
21
Ржевский Всеволод Поликарпович
082: Мы назовем её Алисой
Был месяц май. Месяц, когда убийственно пахнущая свежая зелень вылезала из самых неожиданных мест, а после ночного дождя пыль еще только задумывалась о возможности стать пылью, месяц, когда мелкая птичья сволочь безудержно орала по кустам с самого восхода и не давала спать, хотя до работы еще можно бы часик-другой вздремнуть, месяц, когда небо было пугающе бездонно и где-то там, в его глубине, пронзительная синева переливалась в неокончательно еще ушедшую ночь. В общем, это был тот самый единственный месяц в году, когда на Город можно взглянуть без содрогания.