Один мой знакомый, вернее, отец знакомого, солидный мужчина лет сорока пяти, рассказывал, что плохо спит каждый год в январе и июне. Ему снятся кошмары о том, что завтра нужно сдавать экзамен, а он забыл подготовиться. Он говорит, что нет ничего страшнее, чем в такие ночи проснуться и начать лихорадочно соображать, сон это или нет. Мне кажется, что теперь, когда я видел нечто пострашнее, чем экзамены, мне такие кошмары не грозят, но зарекаться не буду.
...Всё в этой аудитории было деревянным – отделка стен, столы, доска, ступени, ведущие к месту экзаменатора. Он сам - стареющий крепыш в роговых очках, с огромной лысиной, которую пересекали несколько волосков, имитирующих причёску – тоже чем-то походил на дерево. Скорее всего, смугловатой морщинистой кожей, напоминающей изъеденную насекомыми кору.
Ряды деревянных скрипучих столов взбегали ввысь, словно трибуны, полупустые с самого начала экзамена, а сейчас и вовсе осиротевшие. Кроме меня, оставалось человек пять. С билетом мне не повезло. Первый вопрос – характеристики случайных величин – проблем не предвещал, но вот второй – эргодичность и перемешивание – у меня не вызывал никаких ассоциаций. Поэтому я сидел на своём месте, царапал ручкой невнятные узорчики на листе бумаги и никак не мог решиться пойти сдавать.
Девушка возле экзаменатора вдруг резко встала, с грохотом отодвинув стул, улыбнулась и взяла зачётку. Судя по всему, пятёрка. Везёт же людям…
Профессор поднял глаза прямо на меня:
- Ясоний, сколько можно сидеть? Подходите, отвечайте.
Я хотел возразить, но понял, что это ничему уже не поможет, и смиренно поплёлся по ступеням вниз. В помещении сильно штормило, и стены скрипели от качки. Я унял дрожь в коленях и опустился на стул.
- Что-то плохо вы, Владимир, на лекции ходили, - сказал профессор. – Болеете часто?
- Э… Как когда, - ответил я, при этом силясь вспомнить имя и отчество профессора Тургенева.
- Ну ладно, давайте. Рассказывайте первый вопрос.
Я начал рассказывать. Профессор вяло кивал, и у меня сложилось впечатление, что он едва не засыпает. Внезапно он остановил меня:
- Ну, хорошо, достаточно. Что там по второму вопросу?
- Эргодичность.
- Хорошо. Какое преобразование называется эргодическим?
В моей голове начался истерический мыслительный процесс. Если есть преобразование, то оно что-то во что-то преобразует. Что-то – значит, множество. То есть одно множество в другое.
- Э… Ну, это такое преобразование, которое, во-первых, преобразует множество…
- Так-так… Какое множество?
«О Боже, - подумал я. - Какие вообще бывают множества?»