До меня дошло, что Марине хотелось уехать от Маргариты ничуть не меньше, чем Ли.
5
Освальды переехали на Мерседес-стрит в пятницу, а уже в понедельник, через два часа после того, как Ли отправился собирать алюминиевые сетчатые двери, к дому 2703 подкатил «универсал» цвета грязи. Маргарита Освальд выпрыгнула с переднего пассажирского сиденья еще до того, как автомобиль полностью остановился. На этот раз красный платок сменился белым в черный горошек, но белые медсестринские туфли остались прежними, как и написанные на лице недовольство и сварливость. Она их нашла, как и предполагал Роберт.
Гончая небес, подумал я. Гончая небес.
Я наблюдал за домом через щелку между шторами, но не видел смысла включать магнитофон. Для этой истории саундтрек не требовался.
Подруга (полная женщина), привезшая Маргариту, с трудом вылезла из-за руля и обмахивалась воротником платья. День с утра выдался жарким, но Маргариту это не волновало. Она погнала подругу к багажнику «универсала». В нем лежал высокий стульчик и пакет с продуктами. Маргарита взяла первый, подруга – второй.
На ржавом самокате подъехала девочка-попрыгунья, но Маргарита шуганула ее. «Катись отсюда, соплячка!» – услышал я, и девочка-попрыгунья укатила, надув губки.
Маргарита прямиком направилась к входной двери. Когда ее взгляд упал на продавленную ступеньку, на крыльцо вышла Марина. В блузке без рукавов и шортах, которые, по мнению Маргариты, не полагалось носить замужней женщине. Я не удивился, что Марине такие нравились. Ноги у нее были потрясающие. На ее лице отразилась тревога, и мне не требовался самодельный усилитель звука, чтобы понять слова.
– Нет, mamochka... mamochka, нет! Ли говорит нет! Ли говорит нет! Ли говорит,.. – И Марина затараторила на русском. Только так она могла выразить сказанное мужем.
Маргарита Освальд относилась к тем американцам, которые верили, что иностранец поймет тебя, если ты будешь говорить медленно... и очень ГРОМКО.
– Да... у... Ли... есть... ГОРДОСТЬ! – проревела она. Поднялась на крыльцо, переступив через продавленную ступеньку, и продолжила прямо в лицо изумленной невестке: – В... этом... нет... ничего... плохого... но... он... не... имеет... права... заставлять... РАСПЛАЧИВАТЬСЯ... за это... мою... ВНУЧКУ!
Ее отличало крепкое сложение. Марина больше походила на тростинку. «Mamochka» пронеслась в дом, более не взглянув на невестку. Последовало мгновение тишины, сменившееся ревом портового грузчика:
– Где моя маленькая ПРЕЛЕСТЬ?
Из глубины дома, вероятно, из спальни Розетты, донесся громкий плач Джун.