– Джордж? – Голос звучал тихо и смиренно. – Ты останешься со мной на ночь?
– Мой автомобиль припаркован на твоей...
– Если кто-то из особо любопытных соседей откроет рот, я объясню им, что ты приехал повидаться со мной после речи президента, а потом двигатель не завелся.
С учетом того, как нынче работал двигатель «Санлайнера», это объяснение представлялось правдоподобным.
– Твоя внезапная озабоченность правилами приличия означает, что ты перестала тревожиться об атомном Армагеддоне?
– Не знаю. Знаю только, что не хочу оставаться одна. Я готова заняться с тобой любовью, если смогу этим удержать тебя, но не думаю, что мы получим удовольствие. У меня ужасно болит голова.
– Ты не должна заниматься со мной любовью, милая. У нас же не деловые отношения.
– Я не говорю...
– Ш-ш-ш. Я принесу тебе аспирин.
– И загляни на аптечный шкафчик, хорошо? Иногда я оставляю там пачку сигарет.
Пачка нашлась, но к тому времени, когда Сейди сделала три затяжки – сигарету раскурил ей я, – ее глаза осоловели и она задремала. Я взял сигарету из ее пальцев и затушил о нижнюю часть склона Раковой горы. Потом обнял Сейди и лег рядом с ней. Так мы и заснули.
10
Проснувшись при первых лучах зари, я обнаружил, что ширинка брюк расстегнута и умелая рука исследует содержимое трусов. Повернулся к Сейди. Она спокойно смотрела на меня.
– Мир пока на месте. Мы тоже. Приступай к делу. Только нежно. Голова все еще болит.
Я выполнил ее просьбу и постарался растянуть удовольствие. Мы оба старались растянуть удовольствие. В конце она вскинула ноги, и ее ногти вонзились в мои лопатки. Это означало: О дорогой, о Господи, о милый.
– Кем угодно, – шептала она, и от ее дыхания я содрогался, кончая. – Ты можешь быть кем угодно, делать что угодно, только скажи, что ты останешься. И что все еще любишь меня.
– Сейди... я и не переставал тебя любить.
Мы позавтракали на кухне, прежде чем я вернулся в Даллас. Я сказал, что действительно перебрался в Даллас и, хотя еще не поставил себе телефон, сообщу ей мой новый номер, как только он у меня появится.
Она кивнула, повозила по тарелке яичницу.
– Я поступлю, как и говорила. Не буду больше задавать вопросы о твоих делах.
– Наилучший вариант. Не спрашивай – и не услышишь.
– Что?
– Не важно.
– Только скажи мне еще раз, что делаешь доброе дело.
– Да, – кивнул я. – Я из хороших парней.
– Но когда-нибудь ты сможешь мне рассказать?
– Надеюсь. Эти фотографии, которые он прислал...
– Я разорвала их этим утром. Больше не хочу о них говорить.
– Мы и не будем. Но я хочу, чтобы ты подтвердила, что никаких других контактов, за исключением письма, у тебя с ним не было. Что сюда он не приезжал.