Мы пошли к эстраде под гром аплодисментов. Сейди смеялась и краснела. Кулаком погрозила Майку. Он улыбался во весь рот. В юношеском лице уже проступал мужчина. Медленно, застенчиво, но проступал. Солист начал отсчет, трубачи заиграли мелодию, которую я до сих пор слышу в своих снах.
Ба-да-да... ба-да-да-ди-дам...
Я протянул руки к Сейди. Она покачала головой, но при этом задвигала бедрами.
– Давайте, миз Сейди! – крикнула Бобби Джил. – Станцуйте с ним!
– Стан-цуй-те! Стан-цуй-те! Стан-цуй-те! – начала скандировать толпа.
Сейди сдалась и взяла меня за руки. Мы станцевали.
4
В полночь «Домино» заиграли «Старое доброе время» – другая аранжировка, те же нежные слова, – и вокруг нас воздушные шарики начали медленно опускаться на пол. Пары обнимались и целовались. Как и мы.
– Счастливого Нового года, Дж... – Она подалась назад, хмурясь. – Что не так?
А я вдруг увидел Техасское хранилище школьных учебников, отвратительный кирпичный куб с окнами-глазами. Именно в этом году ему предстояло стать символом Америки.
Не станет. Я не позволю тебе пройти так далеко, Ли. Ты никогда не выглянешь из окна на шестом этаже. Это я тебе обещаю.
– Джордж?
– Меня вдруг пробрала дрожь. Счастливого Нового года.
Я уже собрался поцеловать ее, но она задержала меня.
– Это должно скоро случиться? То, ради чего ты здесь?
– Да, – кивнул я. – Но не в эту ночь. Эта ночь принадлежит только нам. Поцелуй меня, милая. И потанцуй со мной.
5
В конце 1962 – начале 1963-го я жил двумя жизнями. Хорошей – в Джоди и в «Кэндлвуде». Другой – в Далласе.
Ли и Марина съехались вновь. Их первой остановкой в Далласе стал разваливающийся дом на соседней улице с Западной Нили. Перебраться туда им помог де Мореншильдт. Джордж Баух пропал из виду. Как и остальные русские эмигранты. Ли их всех отвадил. Они его ненавидели, отмечал Эл в своих записях. Ниже сделал приписку: Он этого добивался.
Готовое обрушиться здание из крошащегося красного кирпича – номер 604 по Элсбет-стрит – вмещало четыре или пять квартир. В них жили бедняки, которые много работали, много пили и плодили орды сопливых вопящих детей. В сравнении с этой квартирой дом Освальдов в Форт-Уорте выглядел чуть ли не дворцом.
Мне не требовались средства электронного слежения, чтобы видеть, что семейная жизнь Освальдов разваливалась. Марина продолжала носить шорты и после того, как заметно похолодало, словно упрекала Ли своими синяками. Разумеется, и ради того, чтобы показать свою сексуальную привлекательность. Джун обычно сидела между ними в коляске. Если они начинали громко ссориться, малышка уже не плакала, просто наблюдала и для успокоения сосала палец или пустышку.