8
Клейтон взломал замок парадной двери, так что собачка не могла защелкнуться. Сейди на это внимания не обратила, в отличие от Дека. Поэтому, вместо того чтобы постучать, он толкнул дверь и вошел в дом с керамической кастрюлькой в руках. Клейтон по-прежнему сидел на скамеечке, нацелив револьвер в живот Сейди, но нож положил на пол рядом с собой. Дек – он сам потом об этом сказал – понятия не имел, что у Клейтона был нож. Я сомневаюсь, заметил ли он и револьвер. Потому что он видел только Сейди. Верхняя часть ее платья стала грязно-бордовой. Кровь залила руку и часть дивана. Но самое страшное случилось с ее лицом, повернутым к нему. Левая щека разошлась надвое, как разорванный занавес.
– Господи! Сейди! – Крик просто вырвался из груди. Его переполняли шок и ярость.
Клейтон повернулся, его верхняя губа вздернулась, обнажая зубы. Он поднял револьвер. Я это увидел, потому что уже проскочил арку между кухней и гостиной. И я увидел, как Сейди ударила по скамеечке ногой. Клейтон выстрелил, пуля ушла в потолок. Когда он попытался встать, Дек бросил в него керамическую кастрюльку. Крышка отлетела в сторону. Вермишель, мясо, зеленые перчики и томатный соус выплеснулись в воздух. Кастрюлька, наполовину опустевшая, угодила Клейтону в правую руку. Остатки китайского рагу полились на него. Револьвер упал.
Я видел кровь. Видел изуродованное лицо Сейди. Видел Клейтона, сидящего на корточках на заляпанном кровью и китайским рагу ковре. Я прицелился.
– Нет! – крикнула Сейди. – Нет, пожалуйста, нет!
Ее крик отрезвил меня, как пощечина. Если бы я его убил, то стал бы объектом полицейского расследования, какими бы оправданными ни казались мои действия. Тут же выяснилось бы, что никакой я не Джордж Амберсон, и я лишился бы шанса предотвратить ноябрьское убийство. Да и нашлось бы мне оправдание? Передо мной стоял невооруженный человек.
Я тоже так думал, потому что не видел ножа. Его накрыла перевернувшаяся скамеечка. Но и если бы нож лежал на самом виду, я мог его не заметить.
Я убрал револьвер в карман и рывком поднял Клейтона на ноги.
– Меня бить нельзя! – С губ летела слюна. Глаза остекленели, словно у него начался припадок. Он потерял контроль над мочевым пузырем: я услышал, как моча льется на ковер. – Я психически больной, я не несу ответственности за свои действия, не могу нести ответственности, у меня справка, она в бардачке моего автомобиля, я покажу ее...
Его хныкающий голос, абсолютный ужас, написанный на лице (теперь, когда его обезоружили), оранжево-блондинистые волосы, патлами падающие на глаза, даже запах китайского рагу... все это привело меня в ярость. Но прежде всего я разъярился, видя Сейди, съежившуюся на диване и залитую кровью. И ее волосы свисали вниз, а с левой стороны, рядом с жуткой раной, слиплись в комок. Из-за этого подонка ей предстояло ходить со шрамом, в том же месте, что и у Бобби Джил. Хотя у той шрам практически исчез – и это естественно, прошлое стремится к гармонии, а рана Сейди выглядела хуже некуда.