Пока на экране Кеннеди и его жена шли по летному полю военно-воздушной базы «Эндрюс» в Вашингтоне, направляясь к сине-белому президентскому самолету, корреспондентка, которой, судя по голосу, так не терпелось справить малую нужду, что она могла надуть в штаны, тараторила о новом «мягком» стиле прически первой леди, ее «веселеньком» черном берете и плавных линиях костюма-двойки из юбки и жакета от Олега Кассини. Последний был любимым дизайнером Жаклин, но я знал, что в самолете миссис Кеннеди дожидался другой наряд. На этот раз от Коко Шанель. Из розовой шерсти, подчеркнутой черным воротничком. И разумеется, с розовой шляпкой-таблеткой. Этот наряд будет очень хорошо сочетаться с розами, которые ей подарят в Лав-Филде, но не так хорошо с кровью, которая выплеснется на ее юбку, чулки и туфли.
20
Я вернулся на Мерседес-стрит и читал книжки. Ждал, когда же упрямое прошлое свалит меня с ног желудочным гриппом... или мне на голову обрушится крыша... или под домом 2703 разверзнется земля, утаскивая меня в глубокий провал. Я почистил револьвер тридцать восьмого калибра, зарядил новыми патронами, разрядил, почистил снова. Очень надеялся, что внезапно навалится сон – как бы это помогло скоротать время, – но напрасно. Минуты еле тащились, с неохотой складываясь в часы, и каждый приближал Кеннеди к пересечению Хьюстон-стрит и улицы Вязов.
Сегодня никаких внезапных приступов сна, подумал я. Это произойдет завтра. Когда наступит критический момент, я просто отключусь. А открыв глаза, узнаю, что дело сделано и прошлое защитило себя.
Такое могло случиться. Я знал, что могло. Если бы случилось, мне пришлось бы выбирать: найти Сейди и жениться на ней или вернуться и начать все сначала. Думая об этом, я понимал, что на самом деле никакого решения принимать не придется. Мне бы не хватило сил, чтобы вернуться и пойти на второй круг. Так или иначе, все определится завтра. Последний шанс охотника.
В тот вечер Кеннеди, Джонсоны и Коннелли присутствовали на торжественном обеде, организованном в Хьюстоне Лигой латиноамериканских граждан. Гостей потчевали аргентинской кухней: ensalada rusa[160] и тушеное мясо, известное как guiso. После обеда Джеки произнесла речь – на испанском. Я привез из ресторана бургеры и картофель фри. Поел... точнее попытался. Пару раз укусил бургер, а потом все отправилось в мусорный бак, который стоял за домом.
Я дочитал оба романа Макдональда. Подумал о том, чтобы достать из багажника рукопись своего романа, но меня замутило даже от мысли о чтении собственного произведения. В итоге я уселся в продавленное кресло и не поднимался с него до темноты. Потом пошел в маленькую комнатушку, где спали Розетта Темплтон и Джун Освальд. Лег, сняв туфли, но в одежде, подложив под голову диванную подушку, которую принес из гостиной. Дверь оставил открытой, свет в гостиной не погасил. Смотрел на нарисованных мелками девочек в зеленых свитерах. Я знал, что впереди ночь, в сравнении с которой предыдущий долгий день покажется очень и очень коротким. Мне предстояло лежать без сна – со свешивающимися почти до пола ногами, – пока первый свет двадцать второго ноября не начнет просачиваться в окна.