…Долго тянулась эта странная беседа. Писец потешался, выходил из себя, возвышал голос. Крики слышны были во дворе, — монахи всполошились. Игумен не знал, что делать, — наконец приказал покадить.
Самое разумное было бы выставить из монастыря этого латина. Но Николая не прогнали. Непогода продержалась еще несколько дней, и потому монахам и писцу поневоле пришлось проявить великодушие, — они вместе отпраздновали пасхальное воскресенье.
Это была, как мы уже сказали, пасха 1516 года.
Как только улеглась буря, писец покинул монастырь. Миновав ворота, он бросил камешек, который сжимал в кулаке. Камешек, выкрашенный чернилами. Другой такой же лежал у него в мешке. Он бросит его послезавтра, когда, направляясь в Салоники, распростится с афонскими монастырями.
Сейчас Николай держал путь в Карею[22]. Там он оставил свои вещи. Там рассчитывал найти возчика.
Был третий день пасхи, теплый, весенний. Кончились ночные бдения, пост, и монахи стали приветливей, оживленней. Они опечалились, узнав, что он собирается уезжать. Даже молчаливый старик библиотекарь, ученый из Константинополя, не переваривавший других ученых, и православных, и католиков, с улыбкой пожелал ему доброго пути и пригласил снова приехать на Святую Гору.
А когда верхом на муле писец поравнялся с последними строениями Кареи, кто-то его окликнул:
— Кир Николай!
Обернувшись, он увидел Стридаса из Ватопедского монастыря.
Молодой красивый послушник, без клобука, с пышными кудрявыми волосами — вылитый святой Пантелеймон[23] — стоял на пороге дома. С удивлением и сочувствием смотрел он на писца.
— Твоя милость еще здесь? — печально покачав головой, проговорил он.
Николай придержал мула. Тон послушника заставил его насторожиться.
— Не приехал ли отец Максим, сын мой?
Стридас утвердительно кивнул.
— Ах, отец Николай, видно, не суждено было вам повидаться, нет на то воли божьей. Он вернулся из путешествия и опять уехал. Мы посылали за тобой, справлялись, где могли, никто ничего не знал. И сказали старцу, что ты отбыл на родину. Он огорчился.
— Когда он приехал? И когда успел уехать?
— Приехал в великую пятницу, а уехал вчера чуть свет.
— Santa Maria, quale insuccesso![24] Но я разыщу его. Куда ж он поехал?
— Очень далеко, сударь. — Стридас устремил взгляд куда-то ввысь. — Очень-очень далеко.
Посмотрел туда и писец и увидел заснеженную горную вершину.
— Старец уехал далеко за ту гору, на которую ты, кир Николай, сейчас смотришь, — со вздохом и не без гордости сказал «святой Пантелеймон». — Если тебе угодно знать, он отправился в Московию. В великое христианское княжество, на Русь. Да поможет ему бог в трудном пути…