Этот мальчик (Голявкин) - страница 3

«Ох, давай бегать», — скажет кто-нибудь из ребят. Он никогда не может сразу согласиться. Сначала долго думает, что бегать в школе нельзя, вздыхает, а потом всё равно бегать начинает, всех догонять.

С прозвищами у нас хорошо обстоит дело. Почти у каждого есть прозвище. Все девчонки и мальчишки с прозвищами. Некоторые не откликаются, когда спросишь по имени. А на прозвище сразу отзываются. Я своё прозвище не скажу, как-то не хочется, неприятно.

Ужасно интересно получается: когда мы с ребятами разговариваем, учитель совершенно ничего не понимает, потому что он прозвищ наших не знает. Учителей мы тоже прозвищами называем, между собой, конечно.

У моей мамы нет прозвища, я зову её просто мама. Не хочется звать её по-другому. Когда мама дома, я стараюсь, чтобы она меня похвалила.

Один раз я нарядился в отцовский пиджак и стал нарочно кривляться, чтобы её рассмешить. А мама рассердилась, что я весь отцовский пиджак извалял.

Однажды мама с бабушкой пили чай, мне опять хотелось их посмешить. Я думал, думал и придумал:

— Хотите загадку отгадать?

— Давай загадывай, — говорит мама.

— Кто всё знает, всё умеет делать?

— Учёный человек, — говорит бабушка. А мама молчит.

— Нет, — говорю я.

— А кто же? — говорит мама.

— Учёный человек, — говорю я.

— Я же так и говорила, — сказала бабушка.

— А это не тот учёный человек, о котором ты говорила, а другой учёный, о котором я думал.

— Почему он так говорит? Непонятно, — говорит мама.

Непонятно? Неужели не видят, какой я весёлый человек? Мне было так смешно, целый вечер смеялся. А они не смеялись.

Мама говорит:

— Смотрю я на тебя, Славик, ты мой сын, я тебя люблю, и мне хочется тебя за что-нибудь похвалить. Но увы… Пока совершенно не за что. И чему вас только в школе учат.

И всё-то ей не нравится. А я так старался. Мне стало не до смеха.

А мама говорит:

— Ты, Славик, хоть бы книжек больше читал. Видишь, их у тебя сколько. Ты любишь книги? — спрашивает.

— Люблю, конечно, — говорю.

— Какие книги тебе больше нравятся?

— Те, в которых можно картинки вырезать, — говорю.

— Зачем же картинки вырезать? — говорит мама.

— А помнишь, это было давно, мы с тобой сидели, читали, вырезали картинки и наклеивали их в альбом? — Мне запомнились не книжки и картинки, а что мама была со мной. Теперь этого не бывает.

— Помню, — говорит мама, — мы с тобой собак разных тогда изучали. Их и вырезали. Но это было давно. Ты теперь большой, теперь уж ни к чему книги портить. И собака у нас есть живая. Ты ведь любишь животных?

— Я только нашу Пташку люблю. А тех, которые по улицам бегают, мы с ребятами палками гоняем.