— Вот и брала бы пример со своей подруги!
На следующий вечер, когда Павел шел к Тесленкам уже как званый к чаю гость, он с досадой ощутил, что волнуется, и вытер о штаны вспотевшие ладони перед тем, как позвонить. Но Владек, вышедший его встречать, так откровенно обрадовался, что Павел забыл смущаться. Тем более, что Владек сразу потащил его к себе в комнату. Она была размером с каюту, и первое, что бросилось Павлу в глаза — желтая деревянная лошадка-качалка.
— Это Бася, — засмеялся Владек. — Она раньше была моя лошадь, а теперь Антося. Мы с ним вместе тут живем. А у Анны зато отдельная комната, — гордо подчеркнул он.
Круглоглазый Антось пришел в восторг от гостя.
— Вы Владека товарищ? И у вас тоже фуражка с листиками есть? А у меня зато вот что!
Он вытащил откуда-то серую мерлушковую папаху.
— Настоящая казачья. Старинная-старинная. Мне папа подарил, а ему — его папа!
Антось был явно намерен умыкнуть гостя в свое распоряжение и познакомить его со всеми своими сокровищами, но тут позвали к чаю. Ванда Казимировна угощала польскими мазурками — сухим миндальным печеньем собственного приготовления.
— Мама у нас все польское сама печет, кухарке не доверяет, — подмигнул Владек. — И Анне тоже не доверяет, и правильно делает.
Антось почему-то расхохотался, а следом и Анна.
— Я как-то раз попробовала, так их только Антось разгрызть и мог. Все ему достались!
После чая Иван Тимофеевич, хозяин дома, поцеловал руку жены:
— Покорнейше пани благодарим.
Павлу это показалось очень красивым. Его отец никогда не целовал матери руку после ужина. Это, наверное, польское. А Иван же Тимофеевич украинец. Тогда — украинское, может быть.
— Папа, ты будешь сегодня петь? — спросил Антось, выскочив из-за стола.
— В другой раз, сынок. Устал я сегодня. У нас там на работе неприятности.
— Бастуют? — понимающе спросил Антось.
— Нет пока. А, рассказывать не хочется! Пускай нам лучше Ануся почитает.
И опять Павла кольнуло: как он говорит с малышом. Как с равным. Отец никогда о своих делах не говорил ни с кем из них.
В комнате теперь горела только одна зеленая лампа — та, обычная для пол-России, на тяжелой ножке, под стеклянным гнутым колпаком. Анна, не ломаясь и не отказываясь, принесла книгу. Казалось, в этой семье вообще не стеснялись — ни друг за друга, ни сами за себя.
— Где мы в прошлый раз остановились, Антось?
— Как Тараса тот жид переодел и повел на площадь.
Это был гоголевский «Тарас Бульба», книга, любимая и самим Павлом. Но Анна, видимо, читала ее впервые, и волновалась. Она старалась читать ровно, но когда дошло до казни Остапа, Павел почувствовал, как ей трудно. Голос ее дрогнул, но она тут же оправилась и храбро продолжала. Антось слушал с горящими глазами, старшие — думая о чем-то своем. Анна дошла уже до последних страниц.