Флиднер усмехнулся.
- Хотя бы и так. Война есть война. И, естественно, радуешься поражениям врага и досадуешь на свои неудачи.
- А я думал, что мы теперь наслаждаемся миром, которым мудрые пастыри народов навсегда осчастливили своих пасомых.
- Бросьте эту сказку. Ей не верят теперь и грудные ребята.
- Отлично. Значит, так сказать, перманентная война. И когда же вы предвидите ее конец?
- Только тогда, когда эти молодчики за Рейном будут поставлены на колени.
- А как же с молодчиками за Ла-Маншем?
- Придет и их очередь. Рано или поздно. История справедлива.
- Утверждение рискованное... Но допустим, что так. Сказка начинается сначала? Фридрих Великий - вы наверху; Наполеон - вас подмяли; Седан - вы наверху; 18-й год - вас подмяли. В недалеком будущем, допустим, вы наверху, потом молодчики из-за Рейна опять выкарабкиваются. Знаете, вроде цапли, которая стоит на болоте и качается от головы к хвосту: нос вытащит, хвост увязнет; хвост вытащит, нос увязнет, и так дальше до бесконечности.
- Ну, нет, черт возьми; на этот раз будет конец. Мы их раздавим окончательно.
- Не правда ли? Так что Версаль покажется детской игрушкой? Вот это я называю трезвым взглядом на вещи. А не казалось ли вам иногда, дорогой, что все это достаточно уныло и беспросветно, и не стоит тех бед и той крови, в которой захлебывается человечество?
- Это - борьба за то, что для нас самое близкое и дорогое: борьба за родину и ее торжество. Неужели в вас нет совсем этого чувства и стремления?
- У меня? Нет, многоуважаемый. Я излечился радикально. Я со стороны гляжу на эту игру, не аплодируя никому из актеров. Мне все равно.
Глава II Дух ненависти
Флиднер вставал рано. Это была давнишняя привычка к регулярному образу жизни, которая поддерживала в нем неизменное спокойствие, уравновешенность и медлительную размеренность в словах и поступках, которыми он так гордился. Она сохраняла мозг, нервы и мускулы, держала мысль всегда отчетливой и ясной. И доставляло непередаваемое наслаждение такое точно регулируемое, медленное чередование округленных, законченных идей и образов; точно работа тщательно собранной и хорошо смазанной машины надежной и солидной фирмы.
Правда, за последнее время все чаще и чаще случались перебои.
Это было очень грустно; но, разумеется, всякий механизм рано или поздно начинает изнашиваться. С неизбежным надо примириться. Но все же следовало протянуть возможно дольше,- во всяком случае пока не будет выполнена взятая им на себя задача.
А тогда - пусть приходит старость...
Впрочем, на этом сейчас мысль останавливалась мало; именно сегодня она работала необычайно четко и плодотворно. Флиднер закрывал глаза, и ему казалось, что он чувствует физически, как по серым ниточкам нервов, от клеточки к клеточке ползут, цепляясь друг за друга, длинными прочными цепочками образы, выводы, широкие обобщения, складываясь в ясную, отчетливую картину.