образом преследовал тебя всю дорогу до травматологического пункта. Может ли быть, что
этот бродяга шел за тобой, неслышный и незаметный в метель? Потом он зачем-то тебя
обогнал и, первым очутившись в здании, сделал вид, что крепко спит. Но зачем? Если хотел
ограбить, почему не на улице? И почему притворился спящим? Ты гонишь от себя одну
мысль, но она настырно крутится в голове – что, если этого бомжа подослали крепыши с
указанием следить за тобой и сообщать о твоих передвижениях? От них не скрыться.
Бездомный храпит, что есть мочи, и, проходя мимо, ты косишься на него с ненавистью и все
растущим подозрением.
Все равно надо показаться врачу, и в этом нет ничего предосудительного, убеждаешь ты
себя. Подходишь к справочному окошку и несколько раз стучишь, так как за стойкой никого
не видно. Минуту ничего не происходит, и ты то и дело оглядываешься на вонючего бродягу
из страха, что он нападет со спины, – но тот по-прежнему храпит и не двигается. Ты стучишь
еще раз, громче. За окошком, в той части помещения, которая тебе не видна, кто-то начинает
спросонья ругаться. Ты слышишь пружинное тарахтенье раскладушки и приближающиеся
шаги, а через мгновение в отверстии окошка появляется уродливое, сморщенное лицо, прямо
на уровне низкой стойки – это так чудн о. На тебя уставились злые глаза престарелой
карлицы с пестрым шарфом, обвязанным вокруг дыннообразной головы, – от неожиданности
ты даже на пару секунд теряешь дар речи.
- Чего надо? – старушка-то не расстерялась, спрашивает грубо и пискляво-скрипучим
голосом. – Нет спирта, ясно? Я тебе его, что, родить должна? Чего лупишься-то? Видишь
дрыхнет твой, вот и вали!
Голова карлицы, будто совья, медленно поворачивается на девяносто градусов, и ты
понимаешь, что дежурная идет спать – наверное, она приняла тебя за попрошайку, а таких в
Вышнем много.
- Подождите, - зовешь ты. – Мне надо к врачу.
- Пипиську мой чаще, и все дела, - не оборачиваясь, грубит карлица.
- Но мне срочно! – упорствуешь ты и, набравшись вдруг смелости, заявляешь, - Или вы
позовете врача, или я тут всю ночь шуметь буду.
Теперь ты видишь дежурную в полный рост. Грязно-белый, мятый халат и коричневые,
теплые колготы. Стоптанные, продырявленные в районе больших пальцев тапки. Карлица
поворачивается к тебе, странно переминаясь с ноги на ногу, и, бросив полный отвращения
взгляд, недоверчиво спрашивает:
- Чего болит-то?
- Все! – отвечаешь ты с патетической дерзостью.
- Пипиську мой чаще, и все дела, - повторяет старушка, но, тем не менее, возвращается к