Монастырская церковь — высокая, светло-серая, почти белая, с длинным шпилем колокольни — стоит за внешними вратами, от остальных зданий отделенная еще одной толстой стеной. Монастырь — это ведь маленькая крепость, готовая ко всему, в том числе — и к осаде. Особенно важно это у нас, в Окраинной Христиании, со всех сторон окруженной языческими землями. Аббатство-то наше древнее, его еще святой Мартин основал; правда, церковь тогда была совсем другая, приземистая и маленькая, вовсе без колокольни. Ее всего лет сто назад как следует перестроили. А сами монастырские домики остались, как раньше — квадратные такие, низенькие, с окошками вроде бойниц. И на внутренней стене сохранились бойницы — не хуже, чем у нашего герцога в крепости.
Но внешняя стена — тоже не тоненькая… И ворота на ней крепкие, вроде наших. Пустят ли ночью в аббатство незваного гостя? На ночь-то все запирается! А бодрствующие монахи все, наверное, в церкви, вместе с привратником… Впервые за всю дорогу мне стало очень нехорошо и страшно.
Я выпрямился в седле — потому что до сих пор ехал, ссутулившись в размышлениях — и гордо подъехал к воротам. Как и ожидалось, они были заперты. Ворота и днем-то открывались только по праздникам, а в обычные дни мы въезжали в церковный двор через узкую калитку. Решив не отступать ни за что, я спешился и принялся изо всех сил дергать за веревку колокола у ворот. Он заколотился у меня над головой, особенно громко в тихий ночной час; но из церкви слышалось пение — и за своими псалмами и антифонами, и как они там еще называются, монахи меня, конечно же, не услышали.
Я с горя разошелся вовсю. Одновременно звоня в привратный колокол, колотя в бревенчатые створы дверным молотком и выкликая настоятеля по имени, я поднял шум, который, наверное, перебудил всю монастырскую деревню; мой собственный конь пятился от ворот и прядал ушами, отнюдь не в восторге от такого трезвона и грохота. Рыцарю Мердоку, пожалуй, приходилось куда проще, думал я, яростно ударяя в калитку уже ногой.
Наконец — часов через десять, как мне казалось — на мои старания пришел некий ответ. С той стороны ворот явственно затопали ноги. Боясь упустить привратника, я снова заголосил — «Откройте! Эгей! Кто-нибудь!»
Наверху ворот приоткрылось малое окошечко; оттуда показался длинный нос и пара сердитых глаз, освещенных свечным фонариком.
— Кого еще Господь послал в такое время?
К голосу брата-привратника, не скрою, больше подошло бы выражение «черти принесли». Но мне оставалось быть вежливым, раз уж я хотел попасть вовнутрь.